Бог из глины
Шрифт:
(Ты дрянная, дрянная, дрянная девчонка…)
Маша добежала до ворот и оглянулась. Существо догоняло ее, в сумраке леса было слышно его утробное ворчанье.
Со скрипом ворота разошлись, впуская Машу. Она закрыла их, как послушная девочка, и не торопясь, пошла к дому. Теперь она была в безопасности. Существо осталось там за воротами (оно же не посмеет забраться внутрь, правда?), и можно не торопиться.
Маша прошла по выложенной красным кирпичом дорожке. По обе стороны дорожки садовник разбил клумбы с цветами. Алые розы тянулись к небу,
Вдоль дорожки стояли чугунные столбы с фонарями, сделанными в виде маленьких теремков. Вечерело, и по мере приближения к очередному фонарю он вспыхивал с тихим треском, освещаясь неровным зеленоватым светом.
Далее тропинка раздваивалась, огибая небольшой фонтанчик. Изо рта, стоящей на плавниках рыбины, уходила ввысь высокая журчащая струя. Маша заглянула в фонтан — на дне кто-то рассыпал множество монет. Некоторые из них позеленели, словно лежали там целую вечность. Маша пожалела, что у нее нет монетки, чтобы бросить в фонтанчик.
(Хей, детка, если хочешь вернуться, если действительно хочешь, нужно бросить монетку…)
Маша обошла фонтан, и пошла дальше по дорожке, которая вновь соединилась, чтобы довести ее до самого дома. Дорожка оборвалась крыльцом, аккуратно обложенным белой плиткой. Она поднялась по ступенькам и остановилась перед огромной дубовой дверью, с бронзовой ручкой, сделанной в виде оскалившейся пасти неизвестного зверя. Прямо из пасти свисало медное кольцо.
(А ты стукни колечком, дверь и откроется…)
Маша стукнула, но дверь осталась на месте. Девочка пожала плечами и толкнула дверь, та со скрипом отворилась. Маша вошла в темную прихожую.
Пыльные шторы завесили единственное окно, в прихожей царил вечерний сумрак. Маша обратила внимание на квадратную щель в полу. Она знала, что там, в подполье живет кто-то (чудовище-страшила, детка, вот кто там живет), и поэтому, осторожно, на цыпочках, чтобы не разбудить существо, спящее внизу, прокралась к двери, ведущей к лестницам.
Открыв вторую дверь, Маша остановилась раздумывая. Одна лестница вела вверх, можно было подняться по ней, зайти в библиотеку, где в шкафах, за стеклами, пылятся тома с позолоченными переплетами, и спокойно почитать, сидя за удобным старинным столом, слушая, как тихонько гудит газовый обогреватель, наполняя теплом и уютом наступающий вечер.
Можно было спуститься вниз, туда, где темнота скрывала последние ступеньки лестницы, клубилась тревожным ожиданием, что-то, тихонько нашептывая самой себе.
Маша стояла и раздумывала. Что-то хлопнуло вверху, (костлявые пальцы откинули крышку старого пианино), и тихая, печальная музыка сделала выбор за нее. Она поднялась по ступенькам, музыка звала, влекла за собой. Девочка прошла мимо зеркала (почему-то в нем отразилась постаревшая, обрюзгшая женщина, лет пятидесяти, с некрасивой, полной фигурой), прошла мимо библиотеки, не остановилась,
Она знала, что за дверьми — небольшая, уютная зала, где стоит круглый обеденный стол, дубовый буфет да горка со стеклянными полками, ну еще у самой стены притаился старый, продавленный диван, над которым висит картина.
И, конечно же, пианино, звуки которого тревожили душу, отдаваясь невыносимой горечью. Музыка влекла и отталкивала одновременно. Тот, кто издавал эти звуки из старинного инструмента, был нездоров. Мелкий хаос нот, сменялся стройным созвучием аккордов. Мелодия, словно сама, решала какой ей быть.
Пальцы нажимали на клавиши — потрескавшиеся пластинки слоновой кости. И где-то там, внутри пианино, белые молоточки тихонько ударяли по струнам, натянутым на чугунную деку с причудливой, непонятной гравировкой мастера, изготовившего инструмент.
Эта музыка была не от мира сего, и она не должна была звучать в этой зале.
Маша нетерпеливо толкнула двери.
Зала оказалось не такой, какой должна была быть. Она словно растянулась в пространстве, превратившись в огромное помещение, с высокими потолками, скрывающимися в темноте. Тысячи свечей горели в старинных, причудливых подсвечниках, стараясь рассеять мрак.
Старенькое, потертое пианино, теперь превратилось в роскошный, блестящий черным лаком, инструмент. Огоньки свечей, отражались в сверкающих вензелях украшений. Бронза сияла, словно кто-то прошелся по ней мягкой тканью, идеально отполировав поверхность.
Стены ушли во тьму, и поэтому зала казалась бесконечной.
Маша широко раскрыв глаза смотрела на это великолепие. Музыкант в черном фраке, прильнул к инструменту, и музыка грянула с новой силой. Пальцы бегали по клавишам, высекая искры.
Музыка рождала слезы. Она была невыносимой, трогала душу, засасывала в воронку страсти.
Девочка подошла ближе, чтобы рассмотреть человека, сидевшего за инструментом. Музыкант повернулся к ней лицом, и Маша пошатнулась, увидев смазанную, неровную маску. Словно лицо пластилинового человечка сравняли большим пальцем руки, оставив только очертания фигуры, и неровные бороздки на том месте, где должны были быть глаза, нос…
Существо кивнуло ей как старой знакомой, и встало. Оно сделало шаг навстречу.
Музыка продолжала звучать.
Маша, не веря глазам, смотрела, как пожелтевшие клавиши нажимаются сами, и седая тоска продолжает литься из чертова пианино, которое стало вдруг снова старым и затертым тысячей рук и тысячей километров, отделяющих его от того места, где оно появилось на свет, сотворенное руками неизвестного мастера.
Безликое существо, протянуло руки и схватило Машу в свои костлявые объятия. Они танцевали, кружась по залу, и мелодия иссушала сердца, звуча осенней поступью мрака.