Бог из клетки
Шрифт:
– Знаешь, почему моим жрецом никогда не была женщина? – отчего же он говорит так хладнокровно? Так, будто ничего не чувствует? – Из-за этого. Не так, значит иначе, оно всегда происходит. С вами. Я не могу доверить себя человеку, который не может обуздать своих чувств, который зависим от них. Ты даже не пытаешься… А когда разлюбишь или разочаруешься – предашь.
Талла не ответила. Говорить было слишком больно. Значит, поцелуй – просто оскорбление, а она – просто дура? Ей хотелось возненавидеть, разлюбить, разочароваться! Но даже на это не осталось
– Я больше, – запинаясь, проговорила Талла, – не ошибусь.
И, не глядя на Итера, вылетела из комнаты. Как хорошо, что у неё не было вещей… Можно просто сбежать. Сбежать и не возвращаться никогда. Никогда, никогда, никогда… Талла знала, что придётся, но можно хотя бы сейчас – представить, поверить, что не надо.
Она кинулась было к лестнице, чтобы вырваться на улицу, на воздух. Дышать, дышать, рассеять боль и горечь в ветре, в стеклянных бликах окон верхних этажей, в разговорах прохожих и шелесте листьев. Но остановилась. Почему-то перед глазами встал хищный жестокий взгляд соланирца, поглощающая свет чернота заплетённых в косу волос. Будто покажись Талла на улице, он немедленно обнаружит её, схватит, увезёт к отцу. И тогда она бросилась к Марбл.
Короткий стук – можно к тебе? – слёзы ещё сильней, хотя казалось, Талла уже выплакала их все. Тёплые объятия – как у мамы. Тёплые слова – как у мамы. И пусть Марбл – не мама, но она здесь и сейчас, она гладит и слушает бессвязные всхлипы.
– Он… Он… Я для него, а он… Зачем тогда вообще, если я…
– Ну-ка тише, милая. Эй? Ты же вроде на свидание отправлялась, неужто твой Блаун подлец?
– Нет, нет что ты! – Талла потянула носом воздух с отчаянным подвыванием. – Наоборот, он… Не в нём дело! Это… Это… Итер.
– Кто?
– А, да будь он проклят! Итенерий, Странник! Поверишь ли ты мне? Он бог, а я… Я, как дура! Мы должны были добыть его глаз, чтобы он помог мне всё исправить. Но он… Как глупо-то, Марбл! Он ни во что нас не ставит! Вдруг я ошиблась? Я уже ничего не хочу, ничего-ничего… Может, я просто не способна? Это слишком сложная задача для одной меня. И зачем, скажи? Вот ты живёшь свободно… Даже я теперь живу свободно! Здесь в Амстрене всё не так, а в других городах? Вдруг я просто ничего не знаю о жизни, о мире?
Талла говорила всё подряд. Уже не для Марбл – для самой себя. Вся её цель… Словно детская игра. Глупенькая игра ребёнка, который пытается подражать взрослым и сам себе кажется почти таким же большим и важным. А на деле на него смотрят со снисходительным умилением.
– Дэй просит меня стать его женой. Может, мне просто согласиться? Бросить своё бесполезное занятие и согласиться? Сделать счастливым хотя бы одного человека и самой получить немного счастья?
Почему-то Талла не сомневалась, что Марбл поддержит её намерение. Наверное, поэтому и сказала – как есть. Практичная, разумная Марбл, которая предпочтёт спасительный побег глупому геройству и будет уверена, что поступила самым правильным образом. Но та нахмурилась, убрала за спину руки.
– Этот Блаун что,
– Ты серьёзно? Я думала…
– Ещё как, – Марбл фыркнула. – Тем более из-за мужика. Подумаешь, что-то он там не оценил, не понял.
– Он не просто “мужик”, – тихо вставила Талла.
– Бог? Да всё одно – такой же мужик. И сколько ещё всякого будет… Запомни, нельзя отказываться от своей цели вот так запросто. Особенно – из-за кого-то другого. Или ты в самом деле больше не веришь в то, что хотела сделать?
– Верю, но…
На краешке сознания засела мысль о том, как же легко Марбл приняла весть, что Итер – бог. Будто Талла сказала, что он кузнец или капитан корабля. Наверное, она и правда столько повидала, что удивить её почти невозможно.
– Дело не в том, – Талла потёрла лицо ладонями. Слёзы, наконец, прекратились, и сырые щеки неприятно защипало. – Без него я просто не смогу ничего сделать. Он – главная часть нашего с мамой плана. Красть глаз безумно опасно, но мне самой он не нужен, а Итер… Зачем тогда весь этот риск?
– Знаешь, о твоей маме... – как-то непривычно тихо и осторожно проговорила Марбл.
– Что о моей маме?
– Я не хотела тебе рассказывать, ведь ты с такой любовью говоришь о ней. Но ещё тогда, когда ты мне говорила о своих опасениях… Я кое-что видела прежде, чем мы выехал из Соланира. Казнь. И светлые волосы той, кого…
– Нет, нет, нет… – Талла затрясла головой, будто так могла вытрясти из неё ужасные слова Марбл.
– Я не знаю, она ли это, но… Мне так жаль…
– Нет же, нет! Как же…
Она перестала видеть комнату, лицо Марбл расплывалось. Расплывался весь мир. Нет, нет, нет, такого быть не может. Талла услышала собственный надсадный вой – будто из-под толщи земли. Она, кажется, падала, руки подхватили, крепко-крепко обняли, не давая Талле растерять всю себя. Её куда-то вели. Усадили? Мягко... Кровать?
– Мама, мама, мама….
Одеяло, горячий пар обжёг лицо, а чай – губы. Глотать невозможно, горло сдавило так, что через него не пробиться и струйке. Голос, ласковый – не мамин – что-то говорил. Что-то, чего Талла не слышала.
Она вообще не слышала ничего кроме боли. Колотящейся в груди, рвущей, режущей. Будто та пыталась выбраться наружу прямо сквозь тело.
Одеяло легло на плечи, побуждая лечь. Лечь, закрыть глаза, которые всё равно ничего не видят. Слишком много всего, слишком много… Для неё одной. Теперь – совсем одной.
Мама, мама… Как же так…
Сон – тревожный, полный слёз. Ночь, утро, ночь. Окно, глядящее на чужой город, завтрак – нет. Обед – нет… Есть не хотелось совсем, будто боль наполнила желудок, всё тело так, что больше в него ничего не вместить. Только немного воды, чай. Ещё одно утро. Талла слишком устала, чтобы снова чувствовать боль. Она была всё ещё там, внутри, но будто затаилась, ждала, когда появятся силы, чтобы снова отнять их все до капли.