«Бог, король и дамы!»
Шрифт:
Герцогиня всхлипнула.
— Ну, же, кузина, утрите свои прекрасные глазки. Над шевалье де Рабоданжем будет потешаться весь двор. Обещаю.
Граф де Лош запечатлел на щеке дамы братский поцелуй и отправился танцевать с Аньес двойной бранль. Его сиятельство был доволен собой. Ему удалось утереть нос Гизу, сдержать данное Нанси слово, избавиться от обнаглевшего стервеца и придумать шутку, над которой будет хохотать весь двор.
День был прожит не зря.
Глава 41
Ночью все кошки серы
Шевалье Александр шел на свидание с принцессой. Непризнанный принц Релинген возвращался со свидания со шлюхой. Мир перевернулся, но, к счастью, ни один шевалье, ни второй об этом не догадывались.
За два дня, миновавших со знаменитого бала, и за одну ночь, которой Анриетта де Невер одарила Александра,
К счастью, сердце шевалье было крепким и никакими неприятностями Александру не грозило. Зато, приглядевшись к любовным безумствам иных дворян, шевалье де Бретей постарался вести себя как подобает благородному человеку. Прежде всего королевский паж сочинил блазон [12] в честь зеленых глаз герцогини. Затем решил преподнести ей подарок. Наконец, начал мечтать о подвигах, которые обессмертили бы имя возлюбленной. На этих мечтах шевалье каждый раз останавливался. Его подвиги в Лувре носили какой-то односторонний характер и вряд ли могли сделать кому-либо честь. Александр не переставал удивляться, что принцесса ни словом, ни жестом, ни взглядом не напоминала ему о позорном ремесле. Пажу даже казалось, будто герцогиня вовсе не интересуется его жизнью, и это переполняло его признательностью.
12
Стихотворение, воспевающее красоту возлюбленной.
Честно говоря, шевалье Александр был не совсем прав. Слова графа де Лош о дурной репутации королевского пажа так сильно подействовали на воображение принцессы, что Анриетта не поленилась расспросить о нем знающих людей. Полученные сведения привели юную герцогиню в восторг. Так графиня де Бетюн сообщила Анриетте, что шевалье Александр лучший любовник Парижа, и это было замечательно. Господин Дормель ворчал, что он наглец, и это было восхитительно. Жийона де Ториньи уверяла, будто королевский паж всегда готов рисковать жизнью ради дамы, и это было прекрасно. А господин д'Обюссон рассказывал, какой он отчаянный дуэлянт, и это было бесподобно. В том, что Александр самый красивый шевалье двора, герцогиню не требовалось убеждать, а рассказы о том, что королевский паж берет деньги, и вовсе не произвели на Анриетту никакого впечатления. Юная красавица никогда не понимала разницы между драгоценностями и деньгами. Заказывая мессу в церкви, она могла швырнуть священнику драгоценный перстень, а желая порадовать возлюбленного — сунуть ему в карман туго набитый кошелек.
В общем, впервые в жизни Анриетта ощущала полное и безграничное счастье, и впервые в жизни скрывала его. Красавица-герцогиня очень боялась, как бы какая-нибудь завистница не украла ее радость, и потому назначала свидания Александру с неслыханными ранее предосторожностями, перенеся их из особняка Неверов в прелестный маленький домик на улице Сент-Катрин.
В отличие от пажа граф де Лош даже и не думал о безумствах любви. Во-первых, его сиятельство не собирался искать любовниц среди уличных шлюх, а во-вторых, вообще не нуждался в возлюбленных, коль скоро жена была рядом. Жорж-Мишель готовил шутку, которая не менее месяца должна была веселить королевский двор. Шутка графа мало чем отличалась от злых проказ шевалье Александра, однако quod licet Jovi, non licet bovi [13] . Жорж-Мишель надеялся, что его розыгрыш утешит бедняжку Анриетту, выставит на посмеяние Рабоданжа, а ему самому принесет славу самого остроумного человека двора. Граф де Лош, ни мало, ни много, намеревался выдать шлюху за знатную даму. Шевалье вовсе не считал подобное предприятие невозможным. Уж если знатные дамы с успехом изображали шлюх, что мешало совершить обратное превращение? Трудность Жорж-Мишель видел лишь в одном — необходимо было найти красивую и умную уличную девку, которая, к тому же, была бы достаточно юна, чтобы не хранить на теле следы многотрудного ремесла.
13
Что
Шагая по ночным улица Парижа, граф де Лош и де Бар размышлял о превратностях судьбы. Вот он, Лоррен и почти что принц, только что изображал из себя Париса и перед кем? Перед шлюхами. К удивлению Жоржа-Мишеля Себастьен Мало, которому он временами подкидывал то или иное поручение, отыскал не одну, а сразу трех девиц, и своим выбором доказал, что умеет очень точно выполнять приказы.
Первая девчонка не понравилась шевалье своими ногами, вторая — руками, третья была совершенством. Граф де Лош подумал, что ежели как следует отмыть и одеть красотку, из нее получится неплохая дама. Впрочем, Жорж-Мишель не собирался долго возиться с девчонками. Дав каждой по пятьдесят ливров и выпроводив непонравившихся ему шлюх, граф де Лош пообещал оставшейся девке красивые наряды, несколько месяцев жизни при дворе, порку у позорного столба и две тысячи ливров награды в конце (если она примет его предложение) или порку немедленно (если она его отвергнет). Шлюха оказалась понятливой и предложение приняла.
Правда, дальнейшая беседа с красоткой пошла не так, как ожидал шевалье. Оказалось, шлюха носит не имя, а какую-то собачью кличку, и при этом даже не знает, крещена она или нет. «Цыганка», — догадался граф и решил, что от этого шутка станет еще забавнее. Правда, прозвище девчонки совершенно не подходило к планам шевалье, а придумывать фальшивое имя граф де Лош не хотел. По некоторым причинам Жорж-Мишель желал, чтобы личное имя шлюхи было настоящим.
После раздумий графа, оказавшихся, впрочем, не очень долгими, ошеломленный Себастьен получил новое задание — окрестить красотку. Затем приодеть ее — не слишком роскошно, но так, как должна быть одета провинциальная вдова благородного происхождения, пустившаяся в дорогу; и, наконец, доставить в носилках в отель графа на улице Бетези. Этот отель, сохранившийся у шевалье со времен шестнадцатилетия, был предметом особой гордости графа и зависти со стороны Гиза и Анжу. Хотя принцы могли приобрести для своих нужд хоть десяток домиков, это вызвало бы ненужные пересуды о любовных или политических интригах, и в конце концов свело бы на нет все усилия молодых людей по сохранению тайны.
Жорж-Мишель мог не бояться ничего. Женившись на принцессе Релинген и став отцом семейства, его сиятельство приобрел в Париже огромный отель, более напоминавший дворец. Слава и гостеприимство этого отеля так быстро затмили скромный домик на улице Бетези, что уже через полгода после переселения графа придворные и думать забыли о его прежнем обиталище. Таким образом отель Бетези уже не раз служил Жоржу-Мишелю для шуток, розыгрышей и тайных встреч. Впрочем, при всей своей скромности домик графа мог показаться дворцом по сравнению с трактиром, в котором проходили смотрины. Так что покончив с делами и вручив Мало четыреста ливров на крестины и одежду для девчонки, шевалье Жорж-Мишель поспешил восвояси.
Дорога домой по ночному Парижу была непривычной только для Готье де Шатнуа. Остальные уделяли изредка мелькавшим теням прохожих ровно столько внимания, сколько те заслуживали. Шатнуа не мог пока понять, почему в одних случаях Ликур и д'Англере равнодушно приходили мимо, а в других отбрасывали плащи, дабы продемонстрировать боевую готовность, прибавляли шаг и при этом не поворачивались к встречным спиной. Шатнуа добросовестно копировал действия спутников и наблюдал при этом за графом. Тот, казалось, вообще не обращал внимания ни на кого и ни на что, то ли доверяя своим людям, то ли зная, что мало кто решится напасть на четверых хорошо вооруженных мужчин, даже когда все жители домов спят или добросовестно делают вид, что покоятся в объятиях Морфея.
Если бы Готье де Шатнуа знал, что причиной равнодушия графа была отчаянная борьба его сиятельства со сном, он бы очень удивился. Шевалье Жорж-Мишель мысленно ругал себя, Мало, шевалье де Рабоданжа, а также девчонку с ее кличкой за то, что слишком долго задержался в грязном кабаке. Если бы он отправился в дорогу часом раньше или, по крайней мере, взял бы с собой носилки. И чего ради ему понадобилось разгуливать по ночному Парижу пешком?
Неожиданно граф де Лош остановился как вкопанный и, обернувшись к спутникам, вполголоса бросил какую-то короткую фразу. Д'Англере и Ликур обнажили шпаги, а в руках Жоржа-Мишеля блеснул еще и кинжал. Только тогда Готье де Шатнуа различил отдаленный звон железа о железо.