Бог Лезвий
Шрифт:
– Ну да. Может, и могу.
– Точно можешь.
– Ладно, могу так могу.
– Может, все-таки скажешь, как тебя зовут?
– Анджела, допустим.
– Красивое имя.
– А Джимми – так себе. У меня был хомячок по имени Джимми. Моя мать зашибла его шваброй.
– Знаю, паршивое имечко. А что, я похож на того хомяка?
– Немного.
Он улыбнулся.
– Давай понесу твою сумку, Энджи.
– Давай.
Он взял ее груз на себя, и они пошли к «форду».
– Я
Она задумалась на мгновение.
– В дыре какой-то, – последовал ответ, и в нем звучала горькая правда.
Поначалу он стал просто компанией, с ним было приятно проводить время после школы. Но с каждым днем, оставляя его и проходя очередной осмотр у матери, она все нетерпеливее ждала ночных часов, когда он являлся под ее окно. Он шмыгал в аллею, скребся в стекло, и они болтали – порой до рассвета. Болтали – только и всего. Она даже не снимала противомоскитную сетку.
Джимми никогда не распускал руки. Просто говорил, что любит ее и хочет на ней жениться.
– Хорошая идея, – говорила она ему, – но у тебя даже работы нет. На что мы будем жить?
– Да, проблемка, – признавал он.
Вскоре Джимми бросил школу и устроился на работу уборщиком в Гэлвистонский суд. Платили там немного, но хоть что-то.
Каждую неделю он привозил ей деньги, и теперь она снимала сетку с окна, брала его подношения и подавалась вперед – для поцелуя.
Жизнь мало-помалу налаживалась, но расслабляться не следовало, ибо вскоре тихой сапой явилось Разочарование Номер Один. Да, их вполне можно было считать, эти самые разочарования, и даже предугадывать. Жизнь вроде бы хороша? Фьюйть – ловите первый шлепок дерьма в свое окошко.
Жизнь хочет круто измениться? Жди целый дождь неурядиц на свою мелкую пуэрто-риканскую головешку, Анджела.
В этот раз все случилось ровно так же.
Итак, неурядица первая – и, как водится, первая в целой череде – поразила, как метко брошенный камень, самую вершину ее мечты.
Джимми обзавелся дружками и вдруг возомнил себя дико крутым парнем. Его визиты стали более редкими, а когда они все же встречались, он говорил:
– Я не уверен, что хочу жениться. Откуда мне знать, насколько ты хороша?
Некоторое время она пропускала это мимо ушей, но однажды ночью, когда он завел ту же шарманку, не утерпела и спросила:
– Что случилось с моим славным Джимми?
Ее слова, похоже, слегка отрезвили его, но в ответ он бросил:
– Это я виноват. Слишком долго был с тобой душкой. Чего мне это стоит?
– После того, как мы поженимся, увидишь.
– После того, после сего – все, что я от тебя слышу. Я уже не так хорошо дышу в сторону нашей женитьбы. Вдруг получу кота в мешке? Если понимаешь,
– Да что с тобой? Ты так… изменился.
– Просто кое-что узнал о женщинах.
– От своих дружков?
– Да, они научили меня кой-чему. Классные ребята, что ни говори.
– Научили тому, как надо обращаться с женщинами?
– Вроде того.
– Ты же любишь меня, разве не так, Джимми?
– Да, наверное… Я просто не уверен, что хочу жениться, прежде чем не сниму пробу. Понимаешь, о чем я?
– Конечно, зачем покупать корову, если можно надоить молока за просто так?
– Это ты к чему?
– А ты сам подумай.
– Не пытайся поменяться со мной ролями, Анджела.
– А я и не пытаюсь, придурок, я меняюсь. Такой Джимми мне не нужен. Своих чудо-дружков можешь взять одним большим скопом и запихнуть себе в задницу, усек?
– Эй, ты чего кричишь? Твоя мать услышит!
– Тебе что с того? Сейчас верну тебе твои вонючие деньги.
– Погоди, зачем? Мы же поженимся…
– Кто это «мы»? Ты ведь просто хочешь снять пробу. – Она отошла от окна.
– Погоди, Энджи, прости меня. Правда, извини.
– Ты всерьез просишь прощения? – сказала она, не оборачиваясь.
– Да… да, прошу.
– Уверен?
– Ну да.
– Просто решил повыпендриваться?
В ответ тишина.
– Признай это, Джимми.
Тишина.
– Ладно, я несу твои деньги.
– Давай-давай. – И чуть тише: – Я просто выпендривался…
– А можно погромче?
– Я все сказал. С меня достаточно.
– Значит, хочешь свои денежки назад?
– Давай, неси чертов навар. Он мой по праву.
– Как скажешь. – Она зашагала к комоду.
Но он снова воззвал к ней через окно – почти шепотом:
– Прости меня.
Анджела обернулась.
– Это ветерок играется или ты что-то бормочешь?
– Прости меня, – повторил он.
– Ты всерьез, Джимми?
– Бога ради, чего ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы прежний Джимми вернулся ко мне. Без крутых нравов и дружков. Тот самый Джимми, который плачет над киношками, если они грустные.
– Черт побери, я никогда не плакал над киношками!
Она улыбнулась.
– Я следила за тобой. Это здорово – быть хорошим.
На миг повисла тишина, затем он заговорил:
– Извини. Мне правда жаль. Эти ребята… они сказали, что ты мной крутишь. Что я слишком часто навещаю тебя. Говорят, я размазня.
– Кто угодно, но не ты.
– Ты это знаешь, а они – нет!
Она прошла через комнату и сложила руки на подоконнике. Джимми протянул к ней руки и нежно сжал ее локотки. Тихо и застенчиво произнес: