Бог Мелочей
Шрифт:
– Все здесь? – спросила она.
– Уувер, кочамма, – отозвалась из зеленого зноя Синяя Армия. – Мы все здесь.
Вне Спектакля Рахель сказала Велютте:
– А мы-то не здесь, правда? Мы не Участвуем.
– Истинная Правда, – сказал Велютта. – Мы не Участвуем. Но вот что я хочу знать: где наш Эстапаппичачен Куттаппен Питер-мон?
И от этих слов родился восторженный, задыхающийся танец, танец Румпельштильцхена [43] среди каучуковых деревьев:
43
Румпельштильцхен –
Потом Румпельштильцхен уступил место Багряному Цветку: [44]
Ищут его на земле и в воде,Французики ищут его везде.Где он скрылся, куда он залег,Наш Эстаппен – Багряный Цветок?Кочу Мария вырезала из торта пробный кусок и дала Маммачи.
– Всем по такому, – распорядилась Маммачи, легонько ощупав кусок паль цами в рубиновых кольцах, чтобы проверить, не слишком ли он велик.
44
«Багряный цветок» («The Scarlet Pimpernel») – в одноименном романе английской писательницы баронессы Оркси (1865–1947) тайный союз неуловимых англичан, спасавших невинных людей от террора во время Великой французской революции.
Кочу Мария напилила торт дальше с великой возней и мазней, громко дыша ртом, словно резала жареного барашка. Куски она выкладывала на большой серебряный поднос. Маммачи заиграла на скрипке добропожаловательную мелодию. Приторную, шоколадную мелодию. Липко-сладкую, тягуче-коричневую. Шоколадные волны, лижущие шоколадный берег.
Посреди мелодии Чакко возвысил голос над шоколадными звуками.
– Мама! – сказал он (Читающим Вслух голосом). – Мама! Достаточно! Больше не надо!
Маммачи прекратила игру и повернула голову в сторону Чакко, держа в руке застывший смычок.
– Достаточно? Ты считаешь, достаточно, Чакко?
– Более чем достаточно, – сказал Чакко.
– Достаточно так достаточно, – пробормотала Маммачи сама себе. – Я, пожалуй, закончу. – Как будто это вдруг пришло в голову ей самой.
Она убрала инструмент в черный футляр, имеющий форму скрипки. Он закрылся, как чемодан. Замкнув в себе музыку.
Щелк. И щелк.
Маммачи опустила на место свои темные очки. Вновь плотно задернула шторы от светлого дня.
Амму вышла из дома и позвала Рахель.
– Рахель! У тебя мертвый час! Ешь быстрее свой торт и приходи!
Сердце Рахели упало. Она ненавидела Мертвый Час.
Амму вернулась в дом.
Велютта спустил Рахель на землю, и теперь она потерянно стояла у подъездной дорожки, на границе Спектакля, а на горизонте разрастался противный Мертвый Час.
– И перестань фамильярничать с этим человеком! – сказала Рахели
– Фамильярничать? – переспросила Маммачи. – Это о ком, Чакко? Кто фамильярничает?
– Рахель, – сказала Крошка-кочамма.
– Кому она фамильярничает?
– Не кому, а с кем, – поправил мать Чакко.
– Хорошо, с кем она фамильярничает? – спросила Маммачи.
– С твоим любимчиком Велюттой, с кем же еще, – сказала Крошка-кочамма, а потом, обращаясь к Чакко: – Спроси-ка его, где он вчера был. Хватит ходить вокруг да около.
– Не сейчас, – сказал Чакко.
– Что это значит – фамильярничает? – спросила Софи-моль свою мать, но та не ответила.
– Велютта? Он здесь? Велютта, ты здесь? – обратилась Маммачи к Дневному Пространству.
– Уувер, кочамма. – Он выступил из тени деревьев и вошел внутрь Спектакля.
– Ты выяснил, в чем дело? – спросила Маммачи.
– Прокладка нижнего клапана, – ответил Велютта. – Я заменил. Теперь все в исправности.
– Тогда запускай, – сказала Маммачи. – Бак совсем опустел.
– Этот человек нас погубит, – сказала Крошка-кочамма. Не потому, что была ясновидящей и ее вдруг посетило пророческое видение. Нет, просто из неприязни к нему. Все пропустили ее предсказание мимо ушей.
– Попомните мои слова, – сказала она с горечью.
– Видала какая? – сказала Кочу Мария, подойдя к Рахели с тортом на подносе. Это она про Софи-моль. – Будет взрослая, она будет наша кочамма, она нам жалованье повысит и всем подарит нейлоновые сари для Онама. [45]
Кочу Мария коллекционировала сари, хотя никогда их не надевала и, скорее всего, не собиралась.
– Ну и что? – сказала Рахель. – Меня уже тут не будет, я в Африку уеду.
45
Онам – праздник сбора урожая.
– В Африку? – фыркнула Кочу Мария. – В Африке сплошь комары и черномазые уроды.
– Это ты уродина, – сказала Рахель и добавила (по-английски): – Глупая коротышка!
– Что ты сказала? – с угрозой спросила Кочу Мария. – А молчи, не говори. Я и так знаю. Я слышала. Все скажу Маммачи. Погоди у меня!
Рахель повернулась и пошла к старому колодцу, где, если поискать, всегда можно было найти муравьев для расправы. Красные муравьи, когда она их давила, портили воздух, как люди. Кочу Мария двинулась за ней с тортом на подносе.
Рахель сказала, что не хочет этого дурацкого торта.
– Кушумби, – сказала Кочу Мария. – Завистница. Такие прямо в ад попадают.
– Это кто завистница?
– А не знаю. Сама себе ответь, – сказала Кочу Мария: оборчатый фартук, ядовитое сердце.
Рахель надела свои солнечные очочки и посмотрела сквозь них на Спектакль. Все окрасилось в Злой цвет. Софи-моль, стоявшая между Маргарет-кочаммой и Чакко, выглядела так, словно напрашивалась на шлепок. Рахель обнаружила целую вереницу жирных муравьев. Они направлялись в церковь. Все до одного в красном. Их следовало убить прежде, чем они туда доберутся. Раздавить и размазать камнем. Вонючим муравьям в церковь хода нет.