Бог Мелочей
Шрифт:
До свидания, Эста. Храни тебя Бог, сказали губы Амму. Ее силящиеся не плакать губы.
В последний раз тогда он ее видел.
Она стояла на платформе Приморского вокзала в Кочине, подняв лицо к окну поезда. Кожа серая, тусклая, лишенная внутреннего света неоновыми огнями вокзала. Дневной свет был заслонен поездами по обе стороны платформы. Длинными пробками, закупорившими мрак. Мадрасский Почтовый. Летучая Рани.
Рахель держала Амму за руку. Комарик на поводке. Мушка Дрозофила в сандалиях «бата». Фея Аэропорта на железнодорожном вокзале. Притопывающая ногами на платформе, поднимающая облака улегшейся
Одним туда другим сюда багаж катить носильщикам платить детям писать-какать расстающимся плакать плевать бежать милостыню просить билеты доставать.
Эхом станционные звуки.
Разносчики продают кофе. Чай.
Тощие дети, белесые от недоедания, торгуют похабными журнальчиками и едой, которую не могут позволить себе есть сами.
Размякшие шоколадки. Конфетки для бросающих курить.
Апельсиновая газировка.
Лимонная газировка.
КокаколаФантаМороженоеРозовоемолоко.
Розовокожие куклы. Погремушки. «Токийская любовь».
Полые пластмассовые попугаи с отвинчивающимися головками, набитые конфетами.
Красные солнечные очочки в желтых оправах.
Игрушечные часики с нарисованными стрелками.
Целая тележка бракованных зубных щеток.
Приморский вокзал, Кочин.
Серый в неоновых огнях. Полые люди. Бездомные. Голодные. Все еще не оправившиеся после прошлогоднего голода. Их революция отложена До Поры До Времени товарищем И. М. Ш. Намбудирипадом (Советским Прихвостнем, Трусливым Псом). Бывшим любимцем Пекина.
Воздух кишел мухами.
Слепой с голубыми, как выцветшие джинсы, глазами без век, с изрытой оспинами кожей беседовал с прокаженным без пальцев, время от времени ловко выхватывая для затяжки очередной окурок из лежавшей перед ним кучки.
– А ты-то сам-то? Давно сюда переехал?
Как будто у них были варианты. Как будто они выбрали себе это жилье из большого числа фешенебельных вилл, сфотографированных в глянцевом рекламном буклете.
Человек, сидевший на красных станционных весах, отстегнул свой ножной протез вполноги с нарисованными на нем черным ботинком и аккуратным белым носком. Полая икра с коленом-набалдашником была розового цвета, какими полагается быть порядочным икрам. (Воссоздавая образ человеческий, зачем повторять Господни ошибки?) Внутри он хранил билет. Полотенце. Стаканчик из нержавейки. Запахи. Секреты. Любовь. Безумие. Надежду. Бесконечную радость. Вторая его конечность – настоящая – обходилась без ботинка.
Он купил чаю для своего стаканчика.
Какую-то старуху вывернуло наизнанку. Бугристая лужа. И пошла дальше по своим делам.
Вокзальный Мир. Цирк человеческий. Куда в суматохе купли-продажи приходит домой отчаяние и где, медленно черствея, превращается в безразличие.
Но на сей раз Амму и ее близнецы наблюдали это не в окна «плимута». Не было у них страховочной сети, которая в случае чего подхватила бы их в цирковом воздухе.
Пакуй пожитки и уезжай, сказал Чакко. Переступая через сломанную дверь. В руке – дверная ручка. Амму, хотя пальцы у нее дрожали, не подняла глаз от бессмысленною шитья. На коленях у нее лежала открытая коробка с ленточками.
Рахель – другое дело. Она подняла глаза. И увидела, что Чакко исчез и на его месте возникло чудовище.
Толстогубый
Ему предстояло сопровождать Эсту. Он был Друг Семьи, которому как раз нужно было ехать в Мадрас. Мистер Курьен Маатен.
Раз уж так вышло, что за Эстой есть кому присмотреть, Маммачи решила не тратиться на второй билет. Баба обеспечивал переезд Мадрас – Калькутта. Амму выигрывала Время. Ей надо было паковать и свои пожитки. Чтобы начать где-то новую жизнь, в которой она смогла бы содержать детей. Было решено, что до тех пор один из близнецов может оставаться в Айеменеме. Но не оба. Вместе их держать нельзя. Кил ынатас. Их следовало разъединить.
Может быть, они правы, шептала Амму, пакуя вещи Эсты в сундучок и рюкзачок. Может быть, мальчику нужен Баба.
У толстогубого было место в соседнем купе. Он сказал, что, когда поезд тронется, он постарается поменяться с кем-нибудь местами.
Он отошел, предоставив маленькую семью самой себе.
Он знал, что над ними парит черный ангел. Они движутся – он движется. Они стоят – он стоит. Капая воском с изогнутой свечи.
И все знали.
Это было в газетах. Сообщения о смерти Софи-моль, о «столкновении» полицейских с параваном, подозреваемым в похищении и убийстве. О последовавшей за тем осаде коммунистами «Райских солений и сладостей», возглавляемой местным айеменемским Борцом за Справедливость и Защитником Обездоленных. Товарищ К. Н. М. Пиллей заявил, что Администрация сфабриковала дело против паравана, потому что он был активным членом коммунистической партии. Что она решила разделаться с ним за участие в Легальной Профсоюзной Деятельности.
Все это было в газетах. Официальная Версия.
О существовании другой версии толстогубый мужчина с кольцами, конечно, не догадывался.
Версии, в которой отряд Прикасаемых Полицейских переправился через реку Миначал, медлительную и вздувшуюся от недавнего дождя, и двинулся сквозь мокрые заросли, пробираясь к Сердцу Тьмы.
Глава 18
Исторический Дом
Отряд Прикасаемых Полицейских переправился через реку Миначал, медлительную и вздувшуюся от недавнего дождя, и двинулся сквозь мокрые заросли со звяканьем наручников в чьем-то грузном кармане.
Их широкие шорты защитного цвета, жесткие от крахмала, трепыхались поверх длинной травы, как немнущиеся юбки, двигаясь совершенно независимо от конечностей под ними.
Они шли всемером – Слуги Государства.
Прямота
Опыт
Лояльность
Интеллект
Целеустремленность
Истина
Ясность
Коттаямская полиция. Мультяшный отряд. Новоявленные принцы в смешных остроконечных шлемах. Картон на хлопчатобумажной подкладке. С пятнами масла для волос. Неказистые короны защитного цвета.