Бог неудачников
Шрифт:
– … дело в том, что, не знаю, в курсе ли вы, но издательство «Канва» пережило несколько реорганизаций и, в конце концов, скажем так, влилось в наше. Может, слышали, «Дор» называется? Таким образом, к нам же перешли все его издательские права. В том числе и на ваш роман, – донеслось до меня словно сквозь толщу лет, прошедших с тех пор, как меня охватил нездоровый писательский зуд.
– А-а, – кивнул я, – теперь понятно. – На самом же деле, я ничегошеньки не понимал. Ну, допустим, у него моя рукопись. И что с того? Я давно поставил на ней крест. Тогда чего ему от меня надо? Уж не собирается ли он истребовать
– Так вот, – издатель с повадками менеджера по стиральным машинкам снова выдержал многозначительную паузу, – мы бы хотели ваш роман опубликовать.
– Чи-во? – на несколько мгновений у меня перехватило дыхание.
– Ну да, – подтвердил он, не моргнув глазом, – и в этой связи заключить с вами новый договор.
Наверное, мне нужно было как-то обозначить свое отношение к тому, что я услышал, но я не знал, как именно, поэтому ляпнул первое, что пришло в голову:
– А вы его хотя бы читали? Ну, роман…
– Конечно, – поспешность, с которой он отозвался, заставила меня усомниться в его искренности, – и, знаете, мне понравилось… М-м-м… Язык хороший, читается легко… А что вы на меня так смотрите? Что, не верите? – А я действительно читал. Так увлекся, что уснуть не мог. Кха-кха-кха!..
От его смеха, представляющего из себя нечто среднее между надсадным чахоточным кашлем и протяжным стоном, вызванным зубной болью, у меня не то что бы мурашки по коже пробежали, но ощущения возникли не самые приятные. Со временем, правда, я к нему привык, но далось мне это не то чтобы легко. По крайней мере, в тот, первый день нашего знакомства, я невольно вздрагивал, заслышав это жуткое «кха-кха-кха». Наверное, поэтому слова, которые он обрамлял своим невероятным смехом, не произвели на меня поначалу особенного впечатления. Это потом я начал раскладывать их по полочкам, но к тому моменту уже много чего произошло.
А тогда я был так удивлен самим фактом его появления в моей берлоге, что был в состоянии только руками развести:
– Честно говоря, я уже позабыл, о чем я там писал. Поэтому… То есть, я думаю, что вы вряд ли на нем заработаете.
–Ну, почему же? – живо возразил он. – Я как раз рассчитываю на обратное.
–Неужели? – я все меньше и меньше понимал происходящее, по причине чего мои реплики раз от разу становились все лапидарнее.
– В самом деле, – менеджер по стиральным машинкам ни в чем мне не уступал. – Единственно, я бы немного оживил сюжет, так сказать, чуть-чуть потрафил бы вкусам читателя, а он у нас сегодня, к сожалению, далек от идеала. Его утомляют метафоры и аллюзии, ему подавай интимные подробности и прочую клубничку… Но уж какой есть, такой есть… Читателя, как говорится, не выбирают. Выбирают писателя. – И снова душераздирающее кха-кха-кха.
Я уже не знал, что мне и думать. Да и что говорить, если честно. В принципе, все свои резоны я уже привел, опасения высказал… Тем более, если единственный сохранившийся экземпляр рукописи так и так у этого «Дора» (что за дурацкое название!), то от меня ведь все равно ничего не зависит. И слава Богу, а то
А дальше, как оказалось, вот что. Потрясая перед моей физиономией бренными страницами моей же рукописи, тип из издательства предложил мне подписать новый договор, по которому я обязался в достаточно сжатые сроки внести в роман необходимые коррективы. Небольшие, как он меня заверил, попутно и совершенно неожиданно поразив меня неплохим знанием предмета. По крайней мере, благодаря ему, из илистых глубин моей памяти всплыли отдельные эпизоды моей писанины и Та, смутное чувство вины перед которой Бог знает сколько лет тому назад сподобило меня на подвиг еженощного корпения над пишущей машинкой, а позже – за компьютером.
И сразу – как будто к сердцу грелку приложили – такая волна тепла на меня накатила, что я бы, наверное, напрочь забыл про издателя, не огорошь он меня очередным сюрпризом. Причем, весьма приятным. Речь шла о денежках, причитающихся мне за перелицовку романа. Сумма, которую озвучил мой гость, заставила меня вздрогнуть. Уж слишком велика она была для человека, за полчаса до этого ни о чем таком не помышлявшем. А потому неудивительно, что внешнее самообладание стоило мне поистине титанических усилий. По крайней мере, для того, чтобы скрыть совершенно неконтролируемую глупую улыбку, мне пришлось принять позу роденовского мыслителя, в глубокой задумчивости облапившего собственный рот.
–Ну, так что, по рукам? – не сразу вывел меня из оторопи издатель.
А пока я мучительно обретал дал речи, накинул мне сверху еще и «роялти» – процент от успешной реализации тиража. Последнее предложение, невероятное по фантастичности, позволило мне внутренне воспарить в совсем уж безоблачные высоты, с которых я долго спускался, чтобы дать уже, наконец, своему благодетелю ответ. Разумеется, положительный.
– Пожалуй, я согласен, – я не узнал свой голос, такой он был хриплый.
– Вот и отлично, – обрадовался незнакомец, и перед моим носом возникли три страницы формата А-4.
Я долго вчитывался в договор, вернее, заставлял себя это делать. Но сколько не силился погрузиться в раздел «права и обязанности сторон», мой взгляд упорно с него соскальзывал и концентрировался на приложении, в котором значилась магическая цифра, составляющая коммерческую тайну. В итоге второй договор на роман я подписал примерно так же, как и первый: практически не вникнув в его смысл.
– Это наш экземплярчик, – весело констатировал мой гость и тут же подсунул мне другой. – А это – ваш.
И только после этого до меня дошло главное: как же я буду переписывать свой роман, если его у меня просто нет?!
– Видите ли, – я смущенно кашлянул в кулак, – дело в том, что у меня… Короче, так вышло, что у меня не сохранился текст … Поэтому не могли бы вы…
– Разумеется, какой разговор! – щедрый благодетель простер свои длани в мою сторону с таким видом, словно собирался заключить меня в свои объятия, а со мной и всю мою конуру со старым диваном, покрытым пылью компьютером, засохшими хлебными крошками и хламом в углах. – По счастью, мы живем в такие времена, когда рукописи не горят.