Бог неудачников
Шрифт:
А теперь представьте, каково мне было покупать одежду, а такое, пусть изредка, но происходило. Тогда-то я и придумал выход из положения: стал привлекать в этих целях бывших подружек. А арсенал последних был у меня хоть и небольшой, но стабильный – порядка трех-четырех под рукой всегда имелось. Тут я был педантичен, ни одну не выпускал из поля зрения надолго, а в случае, если какая-нибудь из них скоропостижно выходила замуж, бросал все дела и либо через Интернет, либо с помощью знакомых изыскивал ей замену из числа успевших к этому моменту благополучно развестись. Такая моя скрупулезность приносила свои дивиденды, и выражались они в том, что я
Ах, эти старые подружки! Вот кому стоит посвящать поэмы! С каким веселым стоицизмом несут они крест давнего знакомства со мной, которое, по моему хамскому убеждению (а последнее я среди них усиленно насаждаю), дает мне чуть ли не законные основания выхватывать из их жизни в той или иной мере жирные куски свободного личного времени. Заметьте, никогда и никто из них не посылает меня просто так, а всегда приводит для этого уважительную причину. Я же, со своей стороны, в следующий раз обязательно припоминаю предыдущий отказ, и этот аргумент обычно бывает решающим. «Ладно, Сапрыкин, уговорил», – врывается мне в ухо почти родной вздох, и мы начинаем договариваться о деталях.
При этом заранее понятно, что речь не только о шопинге, но ко всему, что к нему обычно прилагается, мои старые подружки в своем большинстве относятся, может, и не с восторгом, но с пониманием. Чем я и пользуюсь. Тем более что такое мое положение «подшефного» избавляет меня от необходимости вести длительную подготовительную работу и, что тоже немаловажно, не налагает никаких обязательств. Да, и еще – а для меня это очень чувствительный момент – не требует сколько-нибудь ощутимых материальных затрат. Ведь преимущество старых подружек перед новыми в том и состоит, что они прекрасно знают, с кем в моем лице имеют дело и решительно ни на что не рассчитывают.
Предвижу, что кто-то сочтет такую модель поведения циничной, и совершенно напрасно, потому что я, напротив, нахожу ее очень честной и ответственной. По-вашему, было бы лучше, если б я расставлял силки на легковерных юных дурочек или благородных одиноких дам, исполненных нерастраченной любви? Чтобы, помыкавшись со мной, они затаили обиду на весь мужской род? Вот то-то ж и оно!
Зато мои прекрасные, мои вечно юные старые подружки давно простили все мои прегрешения, в том числе и будущие, и, когда какая-нибудь из них ласково ворошит мои пока еще приличной густоты вихры, я преданно обожаю ее за всех, бесшабашно даровавших меня своим телом и теплом. И пусть, случается, я путаю их имена, они и за это на меня не в обиде, потому что за долгие годы стали заочно почти что сестрами.
Да, и кстати, если вы думаете, что они легкомысленные доступные особы, то тут вы жестоко ошибаетесь. В обычной жизни мои старые подружки преимущественно женщины порядочные, а некоторые из них – уважаемые матери семейств, несущие на своем челе выражение незамутненной добродетели. И только со мной они превращаются в смешливых девчонок образца одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, готовых совершать поступки, безрассудные с точки зрения их нынешнего возраста и положения.
Разумеется, все это меня больше чем устраивает. Может, поэтому я не слишком задаюсь вопросом, зачем и почему они тратят на меня время. Конечно, куда как приятно думать, что они
Больше скажу, я почти уверен, не исключай я их сам из своего списка после очередного замужества во избежание ненужных проблем, ни для одной из них оно не стало бы препятствием. И всего лишь потому, что отношения со мной они даже не считали бы супружеской изменой. Но как бы там ни было, они здорово скрашивают мою жизнь, помогают, дают советы. Без них я, наверное, свихнулся бы от одиночества, или, того хуже, женился, и тем самым обрек и себя, и какую-нибудь ни в чем не повинную жертву на жуткие незаслуженные мучения. Однако и на меня иногда нападает хандра, и я начинаю размышлять о том, что, по крайней мере, попробовать, может, и стоило бы… Но кто за меня пойдет? Старые подружки предпочитают любить меня время от времени, а новых еще надо завести …
Дороги они были еще и тем, что по большей части перешли мне по наследству от моих же друзей и приятелей, и это обстоятельство меня ничуть не смущало. Наоборот, гарантировало своего рода знак качества. Кроме того, чувство ревности было мне неведомо, за что я особенно благодарил матушку-природу. Я легко расставался со всеми, за исключением одной – Насти, и то не потому, что хотел, чтобы она осталась со мною (при разнице в двадцать лет желать этого всерьез было бы глупо), а потому, наверное, что я слишком много про неё знал и помнил.
Я знал день ее рождения, запах её любимых духов с интригующим названием «Агент-провокатор», размер её ноги, ее привычку в задумчивости покусывать пухлую нижнюю губку и трогательную способность неожиданно расчувствоваться на совершенно пустом месте. Помню, как однажды она чуть не разревелась над пучком пожухлой травы, обнаружив в нем символ бренности всего сущего. А я чуть не разрыдался, глядя на нее, готовый тут же пожертвовать остатком своих дней лишь бы засохшая былинка ей на радость вновь зазеленела.
Трудно сказать, имело ли влияние на моё чувство к Насте то обстоятельство, что она ни от кого ко мне не перешла. Конечно, до меня у нее был муж и наверняка кто-нибудь еще, однако к числу моих друзей-приятелей ни муж, ни кто-нибудь еще не относились, я даже никогда их не видел. Поэтому по логике вещей свой роман я должен был бы посвятить ей, если б не написал его за несколько лет до того счастливого мгновения, когда она меня, сорокалетнего циничного дядьку, взяла и форменным образом соблазнила. А теперь мне уже не зашифровать ее в слова, кишка тонка.
Что же касается остальных, то они в основном перепали мне с барского плеча (причем буквально, как в пошлом анекдоте) моего старинного друга юности Валентина Мировского, или попросту Вэла. В пору нашего особенно тесного общения он, окончив аспирантуру, начинал бурную преподавательскую деятельность на биологическом факультете, которая, помимо довольно занудной, по его словам, учебной работы, состояла в организации и проведении ежегодных летних экспедиций в различные уголки необъятной Родины с целью закрепления изученного материала.