Бог неудачников
Шрифт:
Но тот же Славка все испортил, когда препротивно заржал:
– Ой, а чего это ты так глаза выпучил?
Как я забыл про эту идиотскую фотографию! Еще ведь отказывался сниматься, потому что всегда плохо получаюсь, так нет же Кирилл настоял, сказал, что читатели хотят знать автора в лицо.
– Ну ладно, хватит прохлаждаться, – я выхватил у Славки книжку, бросил ее в сумку, и мы двинулись дальше.
К полудню мы обошли еще с полдесятка магазинов, набив обе сумки примерно наполовину, потому что нигде не было более пяти книжек, а кое-где
Наконец, Славка не выдержал:
– Может, все-таки скажешь, что ты с ними будешь делать?
– В бочке солить, – огрызнулся я, отдуваясь.
После чего Славка взбунтовался, заявив, что не обязан таскать такие тяжести, и мы взяли такси. Дело сразу пошло быстрее, и скоро мы были вынуждены подъехали к нашему дому, чтобы разгрузиться.
Славка, было, рыпнулся с одной из сумок к подъезду, но я его остановил:
– Не стоит.
– То есть? – уставился на меня Славка.
– Пошли за мной, – скомандовал я и поволок свою ношу в тот конец двора, что упирался в забор будущей стройки.
Заинтригованный Славка послушно потащился за мной, чтобы с нарастающим удивлением созерцать, как я вываливаю в траву содержимое своей сумки.
– А ты что стоишь? – скомандовал я. – Сыпь сверху!
– Да черт с тобой! – Славка тряхнул головой, как конь гривой, и опорожнил свою сумку.
Образовалась приличная горка, которую я несколько раз в задумчивости обошел. Потом то там, то сям просунул между книжками предусмотрительно прихваченные газеты и поднес зажигалку.
Славка так и отпрянул:
– Ты что, совсем ошалел?
– А что тебе не нравится? – меланхолично отозвался я. – Разве я не имею права? Творец, уничтожающий свое творение, – довольно распространенное явление.
Славка в ответ только задумчиво поскреб затылок:
– Это ж надо, как у людей от славы крышу сносит!
И добавил деловитым тоном:
– Ни фига у тебя гореть не будет. Бумага-то мелованная! Тут бензинчику плеснуть!
– А если так? – я приволок валяющиеся в углу двора еще с осени сухие ветки и обложил ими книжки.
– Посмотрим, – как бы равнодушно пожал плечами Славка, но в глазах у него уже резвились столь знакомые мне веселые бесенята.
А уже скоро, разгоряченный и азартный, как заядлый кочегар, он вовсю орудовал подобранной поблизости толстой палкой в неохотно занимавшемся костре. Наблюдать за ним было одно удовольствие, почти как за гоняющей котов Псиной, которая покоилась теперь под деревом всего-то в полусотне метров от нашей ритуальной поляны.
Как и предсказывал Славка, книжки мои горели из рук вон плохо. Даже на это они не годились! Когда же бессмысленная забава Славке окончательно надоела, он отбросил в сторону палку и мечтательно протянул:
– Эх, пивка бы сейчас!
Эта идея мне и самому приглянулась, а потому, оставив Славку сторожить нашу дымящуюся добычу, я направился к дорожке, ведущей со двора прямиком к ближайшему супермаркету. Но успел уйти совсем недалеко, когда меня окликнул высокий
– Петька!.. Петька!..
Я медленно обернулся, почти уверенный, что тревога моя ложная и зовут на самом деле какого-нибудь малыша, играющего на детской площадке. Но детей поблизости не было. Среди чахлых городских деревьев, захваченных в томный плен внезапной московской весной, стояла полноватая женщина средних лет в темно-серых брюках и пестром жакете-размахайке, какие любит моя сестрица Алка. Женщина эта была мне совершенно незнакома, и, тем не менее, подошла ко мне вплотную и сказала нараспев:
– Ну, здравствуй, Петя. Ну, здравствуй, мой хороший.
– Здравствуй-те, – ответил я по инерции.
– Ты меня не узнаешь, – она немного расстроилась. – Конечно, столько лет прошло. Это я – Ольга.
– Ольга? – я пригляделся к ней повнимательней, и, кажется, отыскал на ее «поплывшем» лице те неповторимые приметы, что неподвержены ревизии временем. – А что ты здесь делаешь?
– Да вот, захотела тебя увидеть.
Откуда взялось такое желание, можно было не гадать. За это нужно сказать отдельное спасибо Захарову и его передаче. Другой вопрос, кто снабдил Ольгу моим адресом? Если те же телевизионщики, то могли бы для приличия поинтересоваться, как я смотрю на встречи с призраками из глубины веков. А то мало ли, вдруг у меня сердце слабое!
– А ты постарел, бедненький, – покачала головой Ольга.
Я чуть не брякнул «ты тоже», но сдержался. Чего мне это стоило, не передать словами:как-никак она наступила на самую больную из моих мозолей!
А у Ольги как будто пластинку заело.
– Постарел, постарел… – всплеснула она руками, при этом на глазах у нее выступили слезы. – И что, ты действительно так сильно меня любил? Бедный, бедный…
Я растерялся, не зная, что ей сказать, а Ольга нежно погладила рукав моей рубашки.
– Бедный, бедный, бедный… – Ольга жалела меня так истово и бестолково, как умеют это делать только русские бабы, независимо от их возраста и социального положения. – Честное слово, я такой любви не стоила!..
– Ну, почему же?.. – промямлил было я, но в этот момент взгляд ее пал на костер, в котором не столько горели, сколько чадили мои книжки. Громко взвизгнув, она подбежала и выхватила одну из них, успевшую разве что подкоптиться. Подула на нее, перекладывая с ладони на ладонь, как это делают с печеной на костре картошкой, и прижала к груди.
– Кто это сделал?
Я пожал плечами, а Славка спрятал за спину руки и уставился на меня: мол, чего молчишь? А что бы я сказал Ольге? Что я жгу свой роман, потому что в нем мало художественных достоинств и много вранья? Это после того, как она уверилась в том, что я ее когда-то любил? Поэтому я стоял, проглотив язык, и делал вид, что щурюсь от дыма.
– Но с этим надо что-то делать! – Решительно заявила Ольга и, обернувшись к Славке, не терпящим возражений тоном распорядилась. – Ну что вы стоите? Принесите воды!