Бог располагает!
Шрифт:
Дверь прихожей была открыта настежь. Там он обнаружил лорда Драммонда, разговаривающего с доверенным слугой певицы.
— А что, синьора Олимпия еще не принимает? — спросил Юлиус.
— Она уехала, — вздохнул лорд Драммонд.
— Уехала! — вскрикнул Юлиус.
— Этой ночью в четыре часа, — уточнил слуга.
— Более чем огорчительно, — прибавил лорд Драммонд. — А вот записка, она ее оставила нам обоим, на ваше и мое имя.
И
— Я расстался с синьорой тотчас после спектакля, — продолжал лорд Драммонд, — и успокаивал себя надеждой, что мне удалось убедить ее не покидать Парижа. Тем не менее сегодня утром я, беспокоясь, примчался сюда, опередил вас на несколько минут и нашел эту записку, которую и позволил себе распечатать. Читайте.
И Юлиус прочел:
«Отправляюсь в Венецию, и очень надолго. Кто любит меня, последует за мною.
— Если это испытание, — сказал лорд Драммонд, — я хотел бы выдержать его с честью. Я покидаю вас, господин граф, и предупреждаю, что без промедления велю подавать лошадей. Прибыв в Венецию, Олимпия найдет меня уже там. Вы не едете со мной?
— Я посол в Париже, а не в Венеции, — заявил Юлиус, бледный и мрачный.
— Это справедливо. В таком случае прощайте.
— Доброго пути!
Они обменялись рукопожатиями, и лорд Драммонд удалился.
Юлиус вложил в руку лакея свой кошелек и сказал:
— Я бы хотел осмотреть покои.
— Как будет угодно вашему превосходительству, — отвечал слуга.
Юлиус торопливо обошел все комнаты, заваленные вещами, то уложенными, то брошенными куда попало, и заставленные передвинутой мебелью. Сомнений более не оставалось: Олимпия действительно уехала!
Сердце Юлиуса сжала смертельная тоска, и он торопливо бросился прочь из этих покоев, полных, если так можно выразиться, отсутствием Олимпии.
Внизу уже не было экипажа лорда Драммонда, там осталась одна карета Юлиуса. Он сел в нее, бросив выездному лакею:
— Домой!
Лошади пустились в галоп. Карета, стоявшая неподалеку, последовала за экипажем Юлиуса.
Отправиться вслед за Олимпией! В первые мучительные минуты у Юлиуса было возникла такая мысль. Но как это возможно? Пост посла удерживал его в Париже. А впрочем, даже если бы ему удалось вернуть эту женщину, чего ради? Он — и актриса, причудливая, своевольная, влюбленная в одно лишь искусство! Конечно, она не любила его. Да и он сам, так ли уж он уверен, что любит ее?..
Однако, сколько бы граф ни предавался подобным рассуждениям, он все же чувствовал: в сердце у него что-то надломилось. Уехав, эта женщина отняла у него еще одну частицу жизни. Что ж, тем лучше! Он сожалел лишь о том, что она не отняла всю его жизнь без остатка.
Карета остановилась у подъезда посольского особняка, но Юлиус из нее не вышел. Он приказал лакею:
— Сходите узнайте, у себя ли Лотарио.
Но
— В таком случае скажите кучеру, чтобы вез меня к принцессе.
Экипаж, что следовал за каретой Юлиуса, остановился, а потом снова тронулся в путь одновременно с ней. Через две минуты он снова остановился.
Олимпия, сидевшая в нем вместе с Гамбой, бросилась к окну, наполовину отодвинула штору, закрывающую окно, и ясно увидела, как Юлиус вышел из кареты у подъезда особняка принцессы.
Резко откинувшись назад, Олимпия прошептала с горькой усмешкой:
— Это все, что мне требовалось увидеть! У него есть чем утешиться! Гамба, можешь сказать кучеру, чтобы поворачивал назад и ехал к заставе Трона: там нас ждет почтовая карета.
— Значит, мы точно уезжаем? — возликовал Гамба.
— Да.
Цыган совсем было собрался перекувырнуться через голову от радости.
Но он остановился, увидев, что по бледным щекам Олимпии медленно сползают две слезы.
Он передал вознице приказ, и тот, ни минуты не медля, исполнил его.
А в это самое время слуги принцессы встречали Юлиуса с удивленными и смущенными физиономиями, словно посетителя, которого они не рассчитывали здесь увидеть.
Его ввели в гостиную. Там он прождал около получаса.
Наконец появилась принцесса, облаченная в пеньюар, угрюмая и раздраженная, как будто ее оторвали от важного дела.
Она едва соблаговолила предложить Юлиусу сесть.
— Вы заняты? — спросил он.
— Нет, — промолвила она, однако весь ее вид говорил о противном. — Но кто же ходит по гостям в десять-одиннадцать часов утра?
— Вы были не одна? — уточнил он.
— Возможно, — отрезала она холодно и вдруг резко спросила: — А как поживает синьора Олимпия?
— Она уехала в Венецию сегодня утром, — сказал Юлиус. — Я только что от нее, но никого там не застал.
— Ах, так вы от нее! — язвительно вскричала принцесса. — И коль скоро вы никого не застали, вы явились сюда. Значит, мне следует благодарить эту певичку за ее отъезд, которому я обязана вашим визитом. Право, вы слишком любезны, одаривая меня тем, что не пришлось по вкусу вашим актрисам.
— Прошу прощения! Мне больно… я не понимаю, в чем причина такого приема, за что вы так сердитесь на меня, — пробормотал Юлиус, заранее утомленный бурной сценой, ибо предвидел ее.
— Вы не понимаете? А между тем все так ясно. Помните, что было вчера? Сначала вы назначаете мне свидание в Опере. Потом собираетесь уйти оттуда в то самое мгновение, когда я туда вхожу. Я чуть ли не силой удерживаю вас, но через четверть часа вы меня все же покидаете под тем предлогом, что вам необходимо составить компанию кому-то из ваших приятелей. Сегодня утром первой персоной, с которой вы спешите увидеться, оказывается эта певица. Прошу вас поверить, что я еще не пала настолько низко, чтобы со мной можно было обходиться подобным образом. Если вы не можете уделить мне иного времени, кроме тех крох, какие вам оставляют ваши друзья и ваши певички, лучше сохраните эти немногие часы для кого-нибудь другого.