Бог велел делиться
Шрифт:
Голубков, однако, не поверил. Он рассмеялся мне прямо в лицо. Более того, он прикрикнул:
— Руки!
Видимо, он имел в виду то, что мне не стоит лезть к себе в сумочку ради моего же здоровья и благополучия.
Я пожала плечами и снова приняла позу покорности судьбе.
— Так, где бабки, знаешь? — перешел к делу Голубков, удовлетворенно хмыкнув в ответ на то, что я подчинилась его приказу не дергаться и сидеть спокойно.
— Нет, — честно ответила я. — И вообще я слабо понимаю, о чем идет речь…
— Тебе объяснить, что ли? — угрожающе надвинулся
— Если с помощью пистолета, то не надо, — я по-прежнему пыталась сохранить спокойствие. — Если вы меня так же оглушите, — я кивнула на лежавшую рядом связанную Заманихину, — то будете искать свои деньги в одиночестве. А так — я, может быть, помогу… Если вы объясните, конечно, в чем дело.
Голубков некоторое время молчал, переваривая мои слова.
— Так, я вижу признаки интеллекта, — наконец произнес он.
«Спасибо, лучшего комплимента мне в жизни не делали!» — внутренне прокомментировала я, предпочтя вслух вообще ничего не говорить.
— Я знаю, что ты здесь не слу-чай-но! — зловеще произнес он по слогам. — Ты здесь совсем не случайно! Совсем не случайно! Ты расследуешь смерть одного человека. А он, этот человек, очень мне нужен… И поэтому ты здесь не случайно.
— Что же вам от этого человека нужно? — спросила я.
— А ты не догадываешься? — по-прежнему сохраняя зловещий тон, спросил Голубков. — Бабки нужны, которые он у меня спер!
— Но это не я убила этого человека, если, конечно, вы имеете в виду некоего Сергея Перфильева…
— Его, его, — закивал Голубков, трясясь от злобы.
— Если даже я и расследую его убийство, то понятия не имею о деньгах! — сказала я.
— Понятно, понятно, — пробормотал Голубков. — Значит, не знаешь, где деньги, да?
— Не имею понятия, — почти не слукавила я.
— А вот я думаю, что они здесь, — медленно проговорил Голубков, поднимаясь со стула.
— Ну, тогда и ищите их здесь, — пожала плечами я. — Я-то при чем тогда?
— Ты-то при чем?
Голубков повторил мой вопрос и слегка задумался. Похоже, этот вопрос с точки зрения логики поставил его в некий тупик. Но ему было важно сохранять психологическое преимущество в разговоре, подкрепленное покуда весьма серьезным преимуществом в виде заряженного пистолета. Поэтому он ответил, не обращая внимания на логику:
— А потому, что ты здесь сидишь. Вот поэтому ты и при чем.
В принципе, его ответ был неважен. На его стороне сейчас была сила.
— Ну, вообще-то, я думаю, что вам куда больше могла бы помочь вот эта дама, — я кивнула на неподвижную Заманихину, — но вы сами вырубили ее. Она хотя бы знала этого вашего Перфильева, я же вообще в этой истории ни при чем.
— Так, хватит мне вешать лапшу на уши, что она ни при чем, что она маленькая девочка, что она первый раз попала в дерьмо и так далее и тому подобное! — вдруг взорвался Голубков.
Он подскочил ко мне и, брызжа слюной и размахивая пистолетом, заорал:
— Давай быстрее гони деньги или говори, где они! Где?! Что вы здесь сидели, чего обсуждали, что говорили?
— Мы вообще ни о чем особенном не успели поговорить, — честно ответила я. —
— Чай они пить собирались! — снова передразнил Голубков. — Сидит и врет мне, прямо нагло в рожу врет!
«Вот это точно, у тебя действительно рожа, более точного определения и подобрать сложно!» — усмехнулась про себя я.
Однако было не до шуток. Голубков был на взводе, и бог знает, куда могла повести его нездоровая психика. Он уже стоял почти вплотную и кричал прямо мне в лицо. Я уже откровенно побаивалась, что у Голубкова начинается приступ буйства, примерно такой, как настиг его в квартире Анжелы Байкаловой, вызвавшей в результате психиатрическую бригаду. У меня же такой возможности не было. Я не могла дотянуться до своего мобильника, а если бы даже и могла, это ни к чему бы не привело: пока сюда приедет Мельников, даже если он будет мчаться на всех парусах, этот псих успеет пристрелить нас с Натальей несколько раз.
«Уж совсем было бы обидно погибнуть от рук психопата», — мелькнула у меня невеселая мысль.
А Голубков терял контроль над собой прямо на глазах. Взгляд его стал совершенно безумным, руки начали дрожать, пистолет плясал в руках, и я боялась, что Голубков непроизвольно нажмет на курок, я ждала этого в любую секунду, уже готовая схватить обезумевшего Голубкова за руку и попытаться выхватить пистолет. Голубков же продолжал что-то кричать, что-то уже совершенно бессмысленное, я и не вслушивалась даже в его слова, которые он проговаривал взахлеб, проглатывая концы. Тут Голубков поднял пистолет и затряс им перед моим носом. И тут я резко выбросила вперед правую руку, пытаясь ухватить ствол, но Голубков неожиданно отшатнулся и громко заорал. Глаза его стали еще шире.
Не ожидая такого, я отпрянула, наблюдая за реакцией Голубкова. А тот вдруг, не поворачиваясь, отвел руку назад и нажал на курок… Выстрел прозвучал негромко, как сухой щелчок. Затем Голубков разжал пальцы и схватился за руку. Я видела, как из нее вытекает кровь. Злосчастный пистолет грохнулся на пол, прямо к моим ногам, я тут же отшвырнула его ногой подальше и, молниеносно рванув «молнию» на своей сумке, выхватила свой пистолет, направив его в голову Голубкова. И только после этого я подняла глаза на дверной проем. Там, с дымящимся пистолетом в правой руке и прижимая к груди левую, медленно оседала на пол Настя Капрянская. На ее светлом пальто расплывалось кровавое пятно.
У меня в голове зашумело, закружилось так, словно туда влетел целый рой жужжащих пчел. Потом я перевела взгляд на пистолет в руках Насти.
— Не бойтесь, — едва слышно прошептала она, опуская пистолет. — Он мне больше не пригодится.
Голубков стонал, держась за окровавленную руку. Лицо его постепенно начинало бледнеть, а лужица крови на полу кухни Натальи Заманихиной становилась все больше.
Я, слегка растерявшись от обилия лежавших на полу бесчувственных окровавленных тел и не зная, к кому первому бросаться оказывать помощь, прижала руки к вискам и подержала пару секунд. Затем быстро достала мобильный и, набрав номер Мельникова, сказала: