Бог Войны
Шрифт:
— Боже. Просто позволь мне умереть со стыда.
Он смеется, убирая мои руки от лица.
— Здесь нечего стыдиться. Я прекрасно понимаю, что передо мной невозможно устоять.
— Опустись на землю, — я тыкаю пальцем в его пресс. — Кроме того, после этого ты мне больше не нравился.
— И поэтому ты продолжала добиваться моего внимания в университете?
— Да, но если бы у меня уже тогда не было твоего внимания, я бы не стала им злоупотреблять.
— Неужели?
— Чистая правда! Ты был повсюду, — я прищуриваюсь. — Знаешь, я всегда думала, что ты хочешь помучить меня за то, что у меня хватило наглости полюбить тебя
— Все началось с легкого интереса. Просто мысль о том, чтобы воспользоваться твоими слабостями, чтобы потом использовать их против тебя. Ничего личного. Я так поступаю со всеми. И поверь, я нашел массу недостатков, несоответствий и опасной беззаботности, которыми мог бы тебя сокрушить, если бы захотел. Ты была хаотично импульсивна и патологически доверчива. Две черты, которые свели бы тебя в могилу раньше времени.
— И что помешало тебе толкнуть меня в эту могилу?
— В отличие от того, что ты думаешь, я никогда не ненавидел тебя ни до, ни после твоего признания. Не обижайся, но ты не имела для меня никакого значения. Ты была всего лишь ребенком, которого мама чересчур опекала. У меня не было причин испытывать к тебе какие-либо чувства. Хотя я помню, как меня необъяснимо раздражало твое присутствие, когда мы были детьми, и я мог подставить тебе подножку или толкнуть чисто из вредности. Возможно, это происходило потому, что я ненавидел делить родителей, а мама слишком сильно заботилась о тебе. Однако все изменилось, как только ты поступила в университет.
— В… каком смысле? — спрашиваю я, стараясь не звучать обиженной на то, что раньше он даже не думал обо мне, но, опять же, правда есть правда — он никогда не воспринимал меня иначе, чем Сеси и Глин.
— Ты начала раздражать меня. Постоянно. Уверен, ты знаешь, что я не из тех мужчин, которые легко поддаются провокациям. От кого угодно. И меньше всего от ребенка, который больше не выглядел как ребенок и который, конечно же, не одевался как ребенок в этих ночных клубах. Так что этот простой интерес перерос в более глубокие намерения по мере того, как вы с Лэном начали строить против меня козни. Я должен был отомстить. Но вы мстили в ответ. Не успел я опомниться, как интерес перерос в одержимость и таинственное обладание. Я не понимал причин и не мог найти логического объяснения, учитывая, что искренне считал тебя раздражающим и не поддающимся контролю существом. Тем не менее я принял решение, что ты не можешь быть ни с кем другим. Поэтому и женился на тебе.
— Это все, что ты когда-либо чувствовал ко мне? Одержимость и обладание?
— Конечно, нет. Еще было постоянное гребаное раздражение.
— Ну и ну, спасибо. И они еще говорят, что романтика мертва, — шучу я, хотя часть меня разбивается вдребезги о расколотые края моего глупого сердца.
Этот идиот, похоже, не понимает намеков и продолжает пытаться склеить себя по кусочкам.
Я должна была знать, что Илай способен на заботу, но не на любовь. Он может дать мне все, что я захочу, включая дружеское общение и защиту, до тех пор, пока я не попрошу его несуществующее сердце.
И по какой-то причине это причиняет боль сильнее, чем я могла себе представить.
Потому что, как бы я ни старалась удержать эту иллюзию, я вижу, как она рушится на моих глазах.
И
Два дня спустя мы возвращаемся домой. В основном потому, что Илая вызвали на работу по срочному делу, а я хочу оплакать смерть надежды на то, что мой муж когда-нибудь полюбит меня.
Я ему нравлюсь, но он не может полюбить меня.
Я уже четвертый час подряд играю на виолончели, готовясь к возможному конкурсу. Мне просто необходимо использовать последний шанс, чтобы потом не жалеть о том, что я даже не попробовала.
Мой телефон вибрирует на стеклянном журнальном столике. Я останавливаюсь и смотрю на настенные часы. Четверть девятого.
Лео сказал, что они, скорее всего, сегодня задержатся и что мне нужно поужинать, но у меня нет аппетита. Неважно, сколько моих любимых блюд приготовила Сэм. После этого она дала мне понять, что презирает меня, покачав головой и оставив меня в покое.
Я хватаю телефон и хмурюсь, глядя на неизвестный номер, мелькающий на экране.
— Алло? — отвечаю я.
— Ава, это я.
— Вэнс? Почему не позвонил со старого номера?
— У меня есть подозрение, что кто-то заблокировал его на твоем телефоне.
— Я тебя не блокировала.
— Значит, это сделал твой муж.
— О.
— Как будто это не из-за него меня вышвырнули с территории Великобритании по уголовным обвинениям. Я в аэропорту, пока не вступил в силу запрет на выезд.
— К-какие уголовные обвинения? Что, черт возьми, происходит?
— Я же говорил тебе, что он сумасшедший, Ава. Послушай, я не мог с чистой совестью уехать, не сказав тебе, что он сделал.
Я встаю, мертвой хваткой сжимая телефон.
— Я не хочу слышать о моем предыдущем терапевте или о том, что он с ним сделал…
— Речь о том, что он сделал с тобой!
— С-со мной? — мое сердце учащенно бьется, а по спине струится пот.
— Помнишь своего друга Оливера из университета?
— Да. Он где-то в Южной Америке.
— Нет. Он пропал без вести, но если то, что я узнал от Джеммы и остальных — правда, я уверен, что в этом замешан Илай.
— Какое это имеет отношение ко мне?
— Потому что ты вышла замуж за Илая быстро и без объяснений, сразу после исчезновения Оливера. Здесь должно быть что-то еще. Думаю, он угрожал или шантажировал тебя.
Моя хватка на телефоне ослабевает, и он падает на стол, когда воспоминания со всей своей силой возвращаются ко мне.
Глава 35
Ава
Два с половиной года назад.
Мои глаза медленно открываются от громкого, постоянного звука бип… бип… бип…
Моя голова лежит на прохладной поверхности руля, а за окном завывает ветер.
Я медленно выпрямляюсь, моя нога дрожит на педали тормоза, а сердце громко стучит в ушах.
Вдалеке проезжает грузовик, с которым я чуть не столкнулась, его ярко-красные фары отбрасывают ореол на тихую, тускло освещенную улицу.