Бог Ярости
Шрифт:
Должно быть, я сильно измотан, потому что, когда он проводит языком по моим губам, я не пытаюсь сопротивляться или закрывать рот.
Пугающая мысль заключается в том, что я хочу открыть его.
Моя кровь бурлит от желания, а неорганизованные мысли настраиваются на одну лишь возможность этого.
Чувство, которого я никогда в своей жизни не испытывал.
Как только я нерешительно раздвигаю губы, Николай становится диким. Его язык кружит вокруг моего, сражаясь, погружаясь и лишая меня
В воздухе раздается стон, и я с ужасом осознаю, что он мой.
Его пальцы впиваются в мою челюсть, и он рычит мне в рот, заставляя меня дрожать.
У него вкус беззаконного насилия и запретного искушения.
Вкус как у моего проклятия, сделанного на заказ.
Мои пальцы скользят вверх, и я клянусь, что хочу оттолкнуть его. Поставить его на место. Крикнуть: «Как ты смеешь прикасаться ко мне?».
Но моя рука обхватывает его затылок, и я погружаюсь с головой в опасный хаос, совершенно не понимая, что ждет меня на дне.
Мой язык обвивается вокруг его языка, и я сражаюсь с ним за контроль. За здравомыслие, которого он лишает меня один слой за другим.
Его рука опускается с шеи и скользит к боку, ощупывая и исследуя мою грудь и спину, и я не могу сдержать шипения, которое вырывается, когда он прикусывает мой язык.
Как будто меня целует дикарь — злобный варвар, чья единственная цель — вытащить из меня все самое худшее.
Мои глаза распахиваются, и тут я понимаю, что они были закрыты с тех пор, как его губы прикоснулись к моим.
Я моргаю, глядя на его закрытые глаза, и чувствую, как внизу живота разрастается яма.
Блять.
Трахните меня.
Я не настолько трезв, чтобы сопротивляться, и, черт возьми, не думаю, что пьян только от алкоголя. Мои ноздри раздуваются, и я делаю резкий вдох, наполняя легкие его мятным ароматом. Он смешивается со вкусом алкоголя, сигарет и чего-то еще, принадлежащего только ему.
Мужественный и странный…
Мне хочется думать, что это ужасно странно, но я далек от того, чтобы испытывать отвращение. Если уж на то пошло, я никогда не чувствовал себя в такой ловушке наслаждения, как сейчас.
Он вынимает язык из моего рта и прикусывает уголок губы, а затем шепчет горячим, рычащим голосом:
— Кто лучше целуется, малыш? Клара или я?
— Заткнись… — я не понимаю, почему мой голос звучит так сдавленно и хрипло.
Это чертовски неправильно.
— Как-нибудь переживу, — его напряженные глаза встречаются с моими, когда он проводит языком по моей нижней губе, а затем жестоко облизывает ее. — Ты не выглядел таким уж возбужденным и взволнованным, когда целовал ее. Больше было похоже на обязанность.
Я издаю гортанный звук, а он сосет, а потом снова прикусывает мою нижнюю губу, грубо царапая кожу между зубами, прежде чем отпустить ее.
— Тебе понравилось, малыш? — он говорит так близко к моему рту, что целует
— Не называй меня так, — выдыхаю я, перетасовывая и перебирая беспорядок в своей голове, но все равно, черт возьми, не могу ухватиться за ниточки своего здравомыслия.
— Не называть тебя как? Малыш?
— Николай!
— Твою мать. Мне нравится, как ты выкрикиваешь мое имя, малыш.
— Не надо.
— Почему? Задевает за живое? — он двигает бедрами и прижимается своим пахом к моему, а мои широко раскрытые глаза встречаются с его похотливым взглядом. — Поправка, это определенно задело не просто за живое, потому что ты чертовски твердый. На этот раз точно из-за меня.
— Перестань… — слово прозвучало хрипло, почти неслышно, и я не уверен, что Николай услышал его вообще.
Какая-то часть меня благодарна за то, что он пропустил его мимо ушей, потому что он вклинивается своими коленями между моими и скользит длиной своей выпуклой эрекции по моему члену.
По позвоночнику пробегает восхитительная дрожь, и я издаю долгий выдох.
— М-м-м. Ты стал таким твердым от одного только поцелуя, — он проводит языком по моему рту снова и снова, словно пытаясь что-то стереть. — Твой член, должно быть, огромный. Я чувствую его через твои штаны, он весь напряжен и просит внимания.
Он еще немного трется об меня, пока я не чувствую, что сейчас лопну, голова и тело совершенно не в ладу друг с другом.
Я крепче сжимаю его затылок и дергаю за волосы, мой голос хриплый.
— Не… останавливайся…
— Это «не останавливайся» или «нет, остановись»? — он наращивает темп, насухо трахая мой член своим, пока моя болезненная эрекция не упирается в брюки.
Должно быть, я издаю какой-то звук, потому что Николай хихикает мне в губы.
— Я буду считать, что это первое. М-м-м… Ты ощущаешься очень хорошо, малыш. Так чертовски идеально.
Его слова плывут в дымке удовольствия, окутывающей мою голову, и пронзают меня до мозга костей.
— Ты чувствуешь, как я тверд из-за тебя? — поцелуй. — Как я жаден, когда дело касается тебя? — поцелуй. — Я поглощу тебя целиком, мой прекрасный цветок лотоса, — поцелуй. — Заставлю тебя забыть обо всех, кто был до меня, а именно о гребаной Кларе.
Его рука опускается с моей спины, скользит по прессу, животу и к поясу брюк. Я опускаю руку, которая была зажата между нашими грудями, и шлепаю по его руке, а затем яростно качаю головой.
Молча.
Мои глаза умоляюще смотрят в его остекленевшие зрачки. Впервые кто-то смотрит на меня так. Как будто одержим идеей обо мне.
И это чертовски пугает.
— Не заставляй меня делать это, — шепчу я, когда он не делает ни единого движения, чтобы убрать руку.
— Слишком поздно.