Бог жесток
Шрифт:
Налил себе стакан водки, расположился возле телевизора. Шел очередной супербоевик. Словарный запас героев на три четверти состоял из fuck you: с этими словами они целый день лупили друг друга, с этими же словами забирались в постели к симпатичным шлюшкам и этими же словами объяснялись с ними в любви. Развязка близка. Затаив дыхание, я наблюдал, как главный герой, парень с лицом, по которому будто бы проехал каток, одним выстрелом уложил очередную сотню «плохих» и завоевал благосклонность великосветской леди. Она лишена обаяния, правильные черты лица не делают его красивым, холодность взгляда и жестов способна оттолкнуть самого пылкого
У нее молочно-белая кожа. Женщина стоит обнаженной посреди комнаты скрестив руки на груди. Жду, боясь прикоснуться к ней. Ее кожа покрывается мурашками, она замерзает, как любой живой человек, а в лазурном, ласкающем меня взгляде читаются самые земные, искренние чувства. Нет, она не изящная ледяная статуя, она хочет, чтобы ее взяли и согрели.
Безжалостно уничтожает весь этот шизофреничный рай появление третьего лица — рослого мужчины в грубой кожаной куртке. Снежная королева молча освобождается от моих объятий и подплывает к мужчине, опуская красивую мраморную руку на его плечо и касаясь холодными губами его шеи. Мужчина достает и направляет мне в грудь большой черный пистолет. «Спокойной ночи, приятных сновидений», — шевелятся его губы. Шарахнувшее из ствола пламя, грохот выстрела, короткая неуемная боль… Но смерть есть всего лишь пробуждение к жизни.
Часть третья. КАЮК ИМПЕРИИ
Глава 1. СВИНЕЦ ДЛЯ КИДНЕППЕРОВ
Сон перемежается с явью, а явь со сном. Я лежал на полу в позе эмбриона и поводил носом. Странно, порохового дыма я не чуял. Кровь, ну, она-то никуда не могла деться. Уподобившись ползучему гаду, я на животе обследовал комнату. А где пулевое отверстие в груди? Не могло же зарубцеваться за одну короткую ночь!
На полу, у изголовья дивана, звонил телефон.
Женщина. Женщина была точно, здесь меня не провести. Может, пошла принять душ? Я зашел в ванную и долго беседовал с незнакомцем, взирающим на меня из зеркала. Этому парню крупно не повезло, и иронизировать по поводу его внешности было бы просто кощунственно. Глаз его заплыл, нос распух, а скулу украшал иссиня-багровый кровоподтек. Но где же все-таки женщина? Залезла под диван? Или в бабушкин сундук?
Телефон надрывался из последних сил. Уважим старичка.
— Резиденция президента Соединенных Штатов, — сказал я, сняв трубку.
Голос Голубева по сравнению с нашей вчерашней беседой утратил интеллигентность ровно наполовину.
— У вас шуточки? А между прочим… Жду вас немедленно в управлении!
— Такие горячие новости?
— И еще какие!
Семушка Кирпичиков наслаждался прохладой во дворе на лавочке. Выражение его лица, расплывшегося в блаженной улыбке, было по-детски наивно, в зубах торчала сигарета с марихуаной, а голубой взгляд, преисполненный отцовской влюбленности, был обращен к песочнице, где двое его детишек-близняшек — мальчик и девочка — воздвигали песчаные замки. Семушка приветствовал меня еще
— Господи, соседушка, что у тебя с рожей?! — разохался он. — Какие ступеньки пересчитал?
Но мне в данный момент было не до шуток.
— Это тебя спросить надо, — зло бросил я. — За какую такую «шнягу» мне пришлось вчера расплачиваться?
Белесые брови Семушки нахмурились, и выражение его лица стало еще более комичным.
— Так это они тебя?! Беспредельщики! Быки в натуре! Я с ребятишками знакомыми перетру, так эти козлы отмороженные приползут прощения просить. Скажи, сколько слупить с них хочешь? Хоть в «деревянных», хоть в баксах.
— Нисколько не хочу, — ответил я устало. — Просто не впутывай меня в свои дела, я же тебя в свои не впутываю.
Наконец я добрался до управления, вошел в кабинет следователя. Меня встретил Валерий Игоревич, причесанный, гладковыбритый, благоухающий хорошим лосьоном. Начищенные туфли, безупречные стрелочки на брюках, белоснежная накрахмаленная рубашка. Чем не прилежный студент, явившийся на экзамен?
— Да, новости горячие. И не из приятных, — с ходу начал Голубев, прохаживаясь по кабинету. — Не знаю, насколько понравятся они вам, но лично я такого оборота никак не ожидал.
— Вы в чем-то вините меня?
Его движения приобретали все большую нервозность.
— Да при чем здесь вы?! У вас своя работа, у меня — своя. Но так уж получилось, что нам приходится тянуть одну лямку. Как обычно: ни одного свидетеля, выстрелов никто не слышал, зато есть мертвец с разнесенной головой и еще один — в реанимации.
— У этих двоих есть имена?
— Нужно ли называть? Мы о них вчера достаточно говорили.
Мой рот наполнился вязкой слюной, я сглотнул ее и спросил:
— Кто мертв?
— Александр Солонков.
— В Пырина стреляли из того же оружия?
— Скорее всего. Однако криминалисты пока не дали заключения.
Вчера, после моего визита, Голубев отдал необходимые распоряжения, и автомобиль с несколькими сотрудниками выехал за воспитателем. Но последний оказался проворнее — к приезду милиции он уже скрылся. А может, просто вышел прогуляться, ведь следов поспешного бегства обнаружено не было. Возвращения Пырина ждали часа три. Безуспешно. Ордера на обыск не было, и стражи правопорядка, не заметив ничего подозрительного, самостоятельно решили, что на сегодня их миссия выполнена. О том, чтобы устроить ночную засаду, вовсе не задумывались, помня краткую формулировку задания: забрать и доставить. Нюансы не обговаривались. Рабочий день подходил к концу, жены готовили ужин, любовницы — постель, и какой-то жалкий воспитатель не должен был становиться помехой приятному вечеру.
Повторно оперативники выехали к Пырину сегодняшним утром. Окраина, заболоченные котлованы, обломки свай и ржавой арматуры вновь произвели на них тягостное, удручающее впечатление. Беда таилась где-то неподалеку. Сначала их насторожила распахнутая настежь калитка в частоколе. Подойдя ближе, сотрудники заметили у самого забора пятно, которое было гораздо темнее, чем разбухшая от влаги земля. Отсюда до входа вела неровная узкая дорожка, рыжая трава примята; нетрудно было догадаться, что совсем недавно здесь проволокли что-то тяжелое. Пригибаясь под забором, оперативники добежали до калитки, достали оружие.