Богат и славен город Москва

Фингарет Самуэлла Иосифовна

– Медоедка умеет плясать, – сказала Устинька, продолжая улыбаться. Она захлопала в ладоши и запела:

Медведушка, по горам,Медведушка, по лугам.

С первыми звуками песни Медоед поднялся на задние лапы.

Устинька взмахнула рукой и поплыла по избе, мелко перебирая рваными лапотками. Медоед затопал следом. Устинька закружилась – закружился и он.

– Вот так Медоед! – закричал Пантюшка. – Кто ж его научил?

– Кто, как не

я. Его в лесу брат нашёл и мне принёс. «На, – сказал, – Медоедку, чтоб не скучала». Медоедка тогда маленький-маленький был, меньше меня. Шёрстка пушистая, мягкая. Я его обняла, он и подумал, что я ему мать, и стал во всём слушаться.

– А брат где?

Устинька перестала улыбаться.

– Там, где тебя нет, – сказала она и отвернулась к стене.

– Тьфу! – возмутился Пантюшка. – Напасть, не девчонка. Ни о чём спросить нельзя, всё за обиду принимает. Медоедка – и то добрее.

– Добрее, – откликнулась Устинька не оборачиваясь. – Он маленький, потому и добрый. Ему двух лет не исполнилось, а мне – целых десять.

– Тебя послушать, так я на четыре года должен быть злее. Мне скоро четырнадцать.

– Всё равно ещё малолеток. Вырастешь – тогда и озлеешь: примешься за власть биться, или за имущество, или ещё за что-нибудь.

Пантюшка во все глаза смотрел на Устиньку. Таких девчонок он сроду не видал.

– Рассуждать ты горазда, а делать умеешь ли что? Устинька задумалась.

– Ладно. Ступай в подклеть, принеси зерно. Смелем на жерновах, испечём в дорогу лепёшек. Придумал я, как до Москвы добраться. Теперь и Медоедка поможет.

– Как?

– Тут позади избы яма вырыта, в ней глина, самая что ни на есть хорошая. Должно, для горшков заготовляли.

– Что с того?

– А то, что из глины сделаем Петрушку и всех остальных. Обруч от бочки обернём тряпицей. И пойдём представления показывать: ты, да я, да медведь. Так и прокормимся.

– Чур, представлять будем вместе. Здрасте, здрасте, добрые люди. Я – Петрушка, шапка на макушке, – запищала Устинька и захлопала в ладоши.

Медоедка встал на задние лапы.

С глиной Пантюшка возился два дня. Дело мешкотное, требовало большого старания. Кого ни возьми – человек то или животное, – а голову и туловище вылепить надо. Человеку руки и шапку надо приладить, корове – рога, лошади – хвост. Хорошо ещё, что все они без ног обходятся. Ногами им будут служить Пантюшкины да Устинькины пальцы. Для того, особые отверстия в каждой фигурке проделаны.

Зверюшек и человечков просушили в печи. Потом Пантюшка их разукрасил. Одних красным камушком разрисовал, других – жёлтым, угольком глаза обозначил.

Устинька диву давалась, глядя на Пантюшкино мастерство.

Когда всё было готово, двинулись в путь.

Устинька шла налегке; к спине Медоеда привязали узел с лепёшками. Пантюшка нёс фигурки и обруч с тряпицей. Первая деревня, встреченная на пути, оказалась порушенной. Вторая тоже. Избы погнили, земля поросла лебедой. У околицы третьей деревни босоногие ребятишки скакали верхом на прутиках.

– Потеха пришла! Потеха! –

закричали они и бросились по избам оповещать.

От поднятой пыли Медоедка три раза чихнул.

«Потеху» встретили как гостя, проводили в пустой сарай. Перед сараем собрался народ. Все пришли – от мала до велика, в избах никто не остался.

Впереди выстроились ребятишки, те, что всадников изображали. В сторонке прижались друг к дружке девчонки в пестрядинных до пят сарафанах. У самых маленьких в руках тряпичные мячи и куклы.

Ждать пришлось долго. Наконец двери сарая раскрылись и оттуда выплыл не то человек, не то постройка какая. Сразу не сообразишь. Вверху обруч от бочки, вокруг него тряпица прилажена и спускается до самой земли. Посередине тряпица перехвачена поясом, а внизу виднеются лапти.

Лапти задвигались, обруч с тряпицей приблизились к зрителям.

– Здрасте, здрасте, добрые люди! – пропищал тоненький голосок, и над обручем выскочил мужичонка размером чуть больше пальца. Нос длинный, ручки раскинуты в стороны, шапка-«горшок» лихо заломлена на самый затылок.

– Здравствуй и ты, – ответили мужичку люди. – Сам кто будешь?

– Я – Петрушка, посадский дружка. Был на торгу – корову веду.

Рядом с Петрушкой очутилась рыжая корова с чёрной мордой и замычала: «Му-у-у!»

Хорошая корова – хозяйству обнова! – крикнул кто-то из зрителей.

Петрушка с коровёнкой зашагали вдоль обруча. Петрушка пищал:

– Шёл, шёл – до лесу дошёл. В день светел мужичка встретил. Мужик с бородёнкой ведёт жеребёнка.

Появились бородатый мужик и лошадка с гривой и длинным хвостом.

– Здравствуй, Петрушка, – ответил мужик басовито. – Давай меняться. Бери за дохлую коровёнку распрекрасного жеребёнка.

– Меняйся! – закричали одни из зрителей.

– Не меняйся! Обманет! – закричали другие.

Петрушка решил меняться. Взял жеребёнка, зашагал дальше. Через малое время того же мужичка встретил. Собачонку тот вёл.

– Давай, Петруша, меняться. За тощего жеребёнка возьми распрекрасную собачонку.

Собачка Петрушке понравилась. Не успели поменяться, а мужик опять тут как тут.

– Давай меняться. За шелудивую собачонку бери распрекрасную рубашонку.

Зрители Петрушке советов больше не давали. Только смеялись над его неразумностью.

– Рубаха ладная, – пищал Петрушка. – Настасья ненаглядная ох как обрадуется! А вот и она – моя жена.

Появилась Настасья – высокая, плечистая, в длинном сарафане.

Увидев её, бородатый мужик, корова, жеребёнок и собака бросились наутёк.

– Вот так чудо! – ахнули зрители.

Было чему дивиться. У петрушечника – две руки, на каждую по две фигуры можно надеть. Никак не больше. А над обручем целых шесть бегают, словно у петрушечника три руки. Чудо, и только!

Настасья зрителей вниманием не удостоила, набросилась на Петрушку.

– Где, муженёк, пропадал?

– На торгу торговал. Купил коровёнку, обменял на жеребёнка, жеребёнка – на собачонку, собачонку – на рубашонку.