Богатые наследуют. Книга 1
Шрифт:
Миссис Дрейк задохнулась от возмущения, ее пухлое лицо побагровело от гнева.
– Согласно договору вы обязаны выплатить мне за месяц, – парировала она.
Джэб пожал плечами.
– В таком случае оставайтесь и работайте весь месяц.
Она метнула на него разъяренный взгляд, но она знала, что он одержал верх. Она молча вышла из комнаты, бормоча что-то об «аморальности и Божьем суде над грешниками».
Джэб перевел дух и послал за Марайей. Вскоре огромный дом заполонили безработные танцовщицы и певички, которые объединились в нечто подобное личному хору и кордебалету Джэба, и частенько он проводил ночи напролет, с царской роскошью угощая гостей реками шампанского, в которых вполне мог бы, казалось, с легкостью плыть океанский лайнер. Его особняк стал местом для рандеву многих театралов
Но у него было по-прежнему в изобилии шарма и денег, чтобы занимать прочное место в снобистском обществе Сан-Франциско. Он регулярно появлялся в своей ложе в театре, во фраке и белом галстуке. Его приглашали на все приемы, танцевальные и музыкальные вечера. Милые барышни из хороших семейств, заинтригованные его репутацией, слегка флиртовали с ним, в то время как Джэб флиртовал – и очень часто соблазнял – их матерей. И каждая из этих девушек считала, что только она может вернуть в стадо заблудшую овцу, сделать экстравагантного мистера Мэллори респектабельным членом общества. От него требовался лишь сущий пустяк – жениться на ней.
К Поппи в доме относились как к маленькому балованному домашнему зверьку. «Хорошенький маленький рыжий голубоглазый котенок» – так называл ее Джэб. Когда Луиза стала слишком требовательной, ее место заняла новая «няня», потом ее сменила еще одна… и так далее… Ни одна из них не задерживалась в доме больше нескольких месяцев. Джэб благополучно забыл о ее втором дне рождения, и о третьем тоже… Но, собственно, это не имело большого значения, потому что у Поппи не было маленьких друзей, которых можно было бы пригласить на детский праздник. И, кроме того, в доме и без того устраивалось множество вечеринок, на которых позволялось присутствовать и малышке. Перед ней ставили бокал с шампанским, которое она потягивала через соломинку, блюдо с раками и тарелочку с кусочками шоколадного торта. Джэб гордился тем, что его дочь не отказывалась от вина.
Когда ей исполнилось четыре года, Джэб почувствовал охоту к путешествиям, и взял девочку с собой во Францию. Когда они приехали на вокзал, Поппи во все глаза смотрела на огромные пыхтящие поезда и толпы снующих туда-сюда людей. Потом они сели в поезд, и она обнаружила, что у нее есть своя собственная маленькая «комнатка» – ее диванчик был отделен от остального пространства купе занавесями, спускавшимися с потолка. А снаружи мир мчался вперед на бешеной скорости. Через два дня и две ночи они проснулись в Чикаго, и пересели в другой поезд, направлявшийся в Нью-Йорк. Она и ее Папочка, вместе с очередной «няней» и оравой папочкиных друзей, остановились в отеле Вэлдорф на одну ночь с тем, чтобы утром отправиться в порт, где их дожидался огромный океанский лайнер. Поппи думала потом, что дорога была самой приятной частью путешествия, когда они наконец оказались во Франции, никто не понимал ни слова из того, что она говорила. Но у нее появилась куча подарков и новых прелестных платьиц из лучших французских магазинов, и постепенно мнение девочки о поездке изменилось. Наконец, после еще одного небольшого путешествия на поезде, они очутились в Монте Карло.
На этот раз Джэб снял виллу среди холмов. К этому времени очередная «няня» куда-то исчезла, и появилась новая – француженка, которая каждое утро ходила с ней к морю. Поппи была в полном восторге. Она бегала босыми ножками по мелководью, утопая в теплом мягком песке, и строила домики из песка маленьким совочком. Но она сильно скучала по папочке, потому что он часто уходил из дома один. Случалось, когда девочка завтракала в залитой утренним солнечным светом столовой, он, наоборот, только-только переступал порог своего дома. Он заходил в комнату, чтобы взглянуть на малышку – пиджак небрежно свисал с его плеч, упругий белый воротник и белый галстук торчали у него из кармана. Поппи думала, что он выглядел усталым и очень красивым, когда разговаривал с ней.
– Эй, моя крошка, как поживает папочкина дочка?
И он наклонялся, чтобы запечатлеть пахнущий виски поцелуй на ее лобике, прежде чем преодолеть ступеньки, ведущие наверх, в его комнату, где он ложился спать на весь день.
Когда Поппи было
– Ma petite, [3] – сказала мамзель без пяти минут два, усадив спешно Поппи за стол, на котором лежала коробка акварели и кисти. – Нарисуй несколько картинок для папочки, хорошо? Я скоро вернусь.
Поппи решила нарисовать своего любимого друга – деревянного коня. Она подарит рисунок папочке, и, может, он повесит его под стеклом и в рамочке, в своем кабинете – среди всех этих скучных, мрачных пейзажей. Когда Поппи кончила рисовать, она стала рассматривать то, что у нее получилось, с чувством удовлетворения. Но где же мамзель? Ее нет уже очень долго. Девочка чувствовала себя очень одинокой в детской, даже вместе со своим конем Ником. И ей очень хотелось подарить поскорее папочке свой рисунок… но мамзель велела сидеть в детской… Она подождала какое-то время – оно показалось ей вечностью, потом слезла со стула и побежала к двери.
3
Ma petite (фр.). – Малышка.
Устланный красным ковром коридор, ведущий из детской, был пуст. Поппи прокралась на цыпочках наверх в холл и прислушалась. В доме было тихо, и неожиданно Поппи испугалась. А что, если все ушли и оставили ее в доме одну? Она еще никогда не оставалась совершенно одна… Прижимая рисунки к груди, она отправилась дальше вверх по мраморной лестнице. В доме по-прежнему было не слышно ни звука. Поппи проскользнула по коридору к папиному кабинету – туда, куда он попросил зайти мамзель.
Большая бронзовая дверная ручка была неподатлива для ее маленькой руки, но девочке в конце концов удалось повернуть ее и открыть дверь. Она тихонько вошла в кабинет. Это была самая большая комната в доме. Рядом с большим столом из красного дерева стояло уютное кожаное кресло, которое Поппи очень любила, потому что в нем можно было кружиться, как на карусели. Стены были обиты темными дубовыми резными панелями. Мягкий диван и стулья стояли около огромного камина из серого мрамора. В высоких книжных шкафах находились импозантного вида книги в обложках из темной кожи. Тяжелые занавеси из зеленого бархата полускрывали три больших окна. В дальнем углу комнаты стоял настоящий бильярдный стол с массивными ножками, крытый зеленым сукном. Рядом с ним красивый канделябр из позолоченной бронзы, украшенный хрустальными капельками, которые нежно звенели, когда Поппи касалась их своими пальчиками.
Но сегодня они звенели по-иному. В розовато-красном свете свечей она увидела мамзель, которая почему-то сняла всю свою одежду и лежала, распростершись, на столе, и папочку, который был на учительнице.
Поппи смотрела на них во все глаза, озадаченная. Странные крики мамзель и непонятное поведение отца удивили ее. Решив, что это, должно быть, какая-то новая игра, девочка улыбнулась.
– Папа? – позвала она низким, тихим голоском. – Можно мне тоже поиграть с вами?
Мамзель взвизгнула и села, прикрывая руками свои большие, колыхавшиеся груди. Поппи зажала уши ладонями.
– Не кричите, мамзель, – сказала она твердо. – Это – грубо.
– О, господи! – воскликнул Джэб, поспешно слезая со стола и оправляя одежду. – Поппи, что ты здесь делаешь?
– Я принесла тебе мой рисунок, папочка. Я так долго ждала, когда вернется мамзель… А она… она здесь, с тобой. Она сказала, что скоро вернется…
Поппи посмотрела на него с упреком. Джэб застонал. Взяв ее за руку, он отвел девочку в другой конец комнаты. Мамзель тем временем спешно схватила одежду и начала одеваться.