Богатые наследуют. Книга 1
Шрифт:
Когда папочка пошел к парикмахеру в отеле, она сидела и смотрела, и ей казалось, что парикмахер включил слишком горячую воду, которая может обжечь папочку. Она завороженно наблюдала, как он подносил длинную сверкающую бритву к лицу папочки, и его кожа становилась гладкой и розовой. Она попробовала помазать ароматным эликсиром свою шею, растирая его так, как делал парикмахер и нюхая потом ладони, пахнущие сандаловым маслом.
Потом папочка удивил ее, сказав, что сегодня – седьмой день ее рождения и он собирается отвести ее на обед в большой ресторан. Поппи вдруг ощутила себя важной дамой – взрослой
Она уже почти совсем засыпала, когда Джэб привез ее домой в тот вечер.
– Ну, моя подросшая дочка, – весело усмехнулся он, когда Поппи, усталая и счастливая, упала на подушки. – Скорее засыпай.
Он завернул ее старую тряпичную куклу в салфетку, дал ей этого импровизированного младенца и поцеловал девочку.
Ее глаза уже почти закрывались, когда он прокрался к двери.
– Скоро вернусь. – Сказал он, посылая ей воздушный поцелуй.
Прошло три дня, прежде чем администрация отеля обнаружила, что Поппи – одна. Управляющий был очень добр к ней; он поселил ее в маленькой собственной комнатке и следил, чтобы она была накормлена и находилась под присмотром. Но через неделю он понял, что Джэб не вернется. И тогда он позвал чиновника.
Поппи не плакала – она просто молча сидела в экипаже и ждала, когда ее привезут в очередное место заключения. Она больше не сердилась на папу, она была просто растеряна и напугана. И очень, очень одинока.
Там, куда ее привезли, она делала то, что ей велели, подчиняясь правилам без вопросов. Она смотрела в пол – никогда на других детей или на начальницу и ее персонал. Она просто считала дни по-французски – на единственном языке, на котором она знала числа, и ждала, когда за ней приедет Джэб.
Но проходили недели, и Поппи сбилась со счета – дальше она не умела считать, и дни превратились в сплошную серую массу, состоящую из запахов заведения, холодной невкусной пищи, бесконечных уроков чтения, письма и арифметики, от которых у нее болела голова. Однажды утром Поппи окинула взглядом большую холодную классную комнату и поняла, что на этот раз папочка не собирается возвращаться и забирать ее отсюда – она останется здесь навсегда. Отодвинув свой стул, она изо всех сил швырнула его на пол и с криком выбежала из класса.
Начальница О'Двайер была добросердечной женщиной, которая стала присматривать за брошенными детьми после того, как поняла, что никогда не выйдет замуж и поэтому у нее не будет своих собственных детей. Она была предана этому непростому делу – выдерживала длительные, напряженные сражения с властями за лучшие условия содержания своих маленьких питомцев и искренне заботилась о том, чтобы они были не просто сиротами или брошенными детьми, жившими в казенном заведении. Когда Поппи, с красным от слез лицом и большими глазами, была приведена к начальнице раздраженным учителем, О'Двайер предложила ей сесть и успокоиться, а потом
– Я не хочу оставаться здесь! – выкрикнула Поппи, сердито глядя на нее.
– Бедная девочка, – сказала начальница мягко и бережно. – Никому не хочется оставаться здесь. Но это – единственный приют для сирот и брошенных детей. Это – дом для бездомных, моя дорогая.
– Но я – не бездомная! – неожиданно громко закричала Поппи. – Я живу в доме Мэллори на ранчо моего папы в Санта-Барбаре. Оно называется ранчо Санта-Виттория. Мой папа, наверное, сейчас там…
Брови Поппи сдвинулись в отчаянии, когда она подумала о своем папочке, пытаясь мысленно поместить его в дом Мэллори, но каким-то образом картинка не вырисовывалась. Начальница была права. Поппи с тоской вспомнила счастливую сценку, которую она тайком подсмотрела так давно, и свою встречу с Ником Константом в кондитерском магазине, и на ее лице неожиданно появилась надежда.
– Ник Констант должен знать, где папочка, – сказала она серьезно. – Он – мой друг. Он знает, что я – не бездомный ребенок. Пожалуйста, о, пожалуйста, не могли бы вы его просто спросить? Не могли бы вы ему сказать, где я нахожусь?
Она понятия не имела, может ли Ник ей помочь, но он был единственной ниточкой, которая связывала ее с реальностью и ее отцом, и мысль о его силе и стабильности была словно луч надежды в ее мозгу.
– Посмотрим, дорогая, – ответила ласково начальница, когда передавала Поппи обратно учителю. – Посмотрим.
Но Поппи достаточно прожила на свете, чтобы понять, что эти слова, как правило, ничего не значат.
Начальница О'Двайер не могла уснуть ночью; бледное личико ребенка и взволнованные горящие голубые глаза не выходили у нее из головы. Она буквально слышала слова Поппи, говорившей опять и опять.
– Я – не бездомная, Ник Констант – мой друг.
На следующее утро она пошла к редко используемому в ее заведении телефону и попросила соединить ее с коммутатором в Санта-Барбаре. После долгого ожидания ей удалось связаться с домом Константов, и вскоре начальница уже разговаривала с очаровательной женщиной, которая сказала, что ее зовут Розалия Констант.
Неделей позже Поппи велели вымыть руки и лицо, причесаться, заплести красиво косички и прийти вниз в комнату начальницы в двенадцать часов дня. Гадая, что же она могла такого плохого натворить на этот раз, она тихо постучала в дверь точно в полдень.
Но когда она вошла, глаза ее расширились от удивления. Она увидела Ника Константа и Розалию – словно они были Боги, сошедшие с небес, чтобы отыскать ее.
– Теперь все хорошо, Поппи, – сказал Ник спокойно. – Мы берем тебя с собой в наш дом. Ты больше сюда никогда не вернешься.
Лицо Поппи дрогнуло, и она стала яростно тереть глаза кулачками, пытаясь остановить катящиеся слезы. Но ее слезы были не слезами облегчения и радости, что она спасена от приюта, и что ее мечта наконец стала реальностью и она будет жить с Константами. Она плакала потому, что она больше не была папочкиной дочкой. Ее детство было принесено в жертву его прихотям и колоде карт. И она не хотела больше его видеть – никогда.
ГЛАВА 19
1897, Калифорния