Богатые — такие разные.Том 2
Шрифт:
На верхней площадке лестницы показалась Дайана.
Я с хрипом вдохнул воздух. Она сбросила вес, но фигура ее не стала плоской, округлости ее форм не исчезли, прорисовывались как раз там, где следовало. Серебристое платье колыхалось в такт ее шагам. На ней были серебристые же туфли на высоких каблуках, серебряный обруч, удерживавший блестящие темные волосы, и кольцо с крупным бриллиантом на безымянном пальце ухоженной руки. В ушах ее слегка покачивались длинные бриллиантовые серьги, а от сигареты в мундштуке, осыпанном бриллиантами, поднималась изящная струйка дыма. Алые губы блестели влагой, глаза скрывались в тени густых, как джунгли, длинных ресниц. Когда она улыбнулась, я было подумал, что проявление гостеприимства принимает
— Стив! Красивый, как всегда?
— Мисс Теда Бэра? Или мисс Клара Боу? Как там у вас, в Голливуде?
Мы рассмеялись. Когда наши руки сплелись в крепком пожатии, она весело проговорила:
— Я решила, что мне нужно выглядеть самым сочным куском мяса не прилавке!
— Не понимаю.
— По-прежнему ли вы смотрите на женщин, как на мясо в мясной лавке?
— Можете в этом не сомневаться! — добродушно ответил я, понимая, что она меня дразнит, но подозревая, что ей стоит больших трудов выглядеть такой горячей.
И подумал, что с ее стороны очень мило так об этом заботиться, хотя мы вовсе не были такими уж близкими друзьями.
— Вы, разумеется, не прочь выпить, — заметила она и быстрым движением сорвала белоснежную салфетку с ведерка со льдом, из которого торчало горлышко большой бутылки шампанского, обещанной мне в день смерти Пола.
— О, вы не забыли! — восхищенно воскликнул я.
— Разумеется! Откупорьте ее, Стив. Мужчины открывают бутылки шампанского куда лучше, чем женщины!
— Разумеется!
Я давно не слышал такого лестного замечания. Ломая сургуч на пробке, я подумал, что европейским женщинам действительно есть чем гордиться.
Шампанское было прелюдией к замечательному вечеру. Громадную бутылку мы одолеть не смогли, но съели всю икру, прежде чем отправиться на такси в «Савой», где продолжили обед в кабинете с окнами на реку. Дайана явно была здесь завсегдатаем, так как метрдотель встретил ее глубоким поклоном и тут же усадил нас за лучший стол у окна. Мы заказали шотландскую семгу в качестве рыбной закуски, а потом у меня потекли слюнки от одного перечня в меню красных вин, и наконец, я выбрал шато латур 1920 года к ростбифу. Я заметил, как Дайана удивилась моей способности со знанием дела обсуждать с официантом достоинства вин. Американцы были знамениты тем, что совершенно не разбирались в винах, и именно поэтому Пол заставил меня тщательно изучить эту область, когда мы с ним были в Англии. Это входило в его планы создания у англичан впечатления, что я цивилизованный и достойный их собеседник.
Мы покончили с закуской и в ожидании горячего обменивались новостями.
Мы непринужденно болтали. Я демонстрировал свои лучшие английские манеры и упивался ее утонченным английским произношением. Она говорила о том, что делает довольно большие деньги — естественно, я не проявил бесцеремонность американца, спрашивающего о конкретных суммах, что салон работает ужасно хорошо, и она только что приобрела еще один склад, что оборот расширялся, и что все это «хотя изнурительно, дорогой, но достаточно увлекательно». По-видимому, у ее приятельницы Гэрриет был большой дом, там проводились все деловые приемы. Но раз в месяц они собирались по-домашнему в Мэллингхэме. «Это божественно, дорогой, все обожают этот дом», — а иначе она просто его не видела бы, так как была слишком занята в Лондоне этими мерзкими деньгами. «Это так вульгарно, дорогой, но что поделаешь? Попадаешь в эту механическую мельницу материализма, из которой просто не можешь вырваться». Да, она была в своем роде социалисткой, «но будем честными, дорогой, быть богатым дело довольно тяжелое, и в этом когда-то убедился Вэббс, не говоря уже о Ленине, Троцком и об этом ужасном Сталине…» И уж если говорить о коммунистах
Я выпил за день немало, но по-прежнему сохранял ясность ума. И выдал ей историю, известную моим партнерам, допустив, что О’Рейли был дерзким заговорщиком, а вовсе не религиозным фанатиком.
— А когда к ним всем примкнул Грэг Да Коста?
Я рассказал ей о пассивной роли Грэга.
— Но если деньги дал им не он, то кто же?
Я взвалил ответственность за это на советское правительство и уже начинал нервничать, когда она лучезарно улыбнулась и безмятежным голосом проговорила:
— Ну, а теперь, когда все кончено, Стивен, дорогой, не могу ли я получить обратно документ о праве собственности?
— Что за документ? — с облегчением переспросил я, радуясь, что она проглотила версию об иностранном правительстве.
— На право собственности, Стив. Документ, согласно которому Мэллингхэм был передан во владение Полу.
— А-а! Увы, Дайана, простите меня, но он никогда к вам не вернется.
— Как! — вся утонченность ее манер рассыпалась прахом.
— Погодите, я думаю, произошло следующее… — Я чувствовал себя виноватым в том, что совершенно забыл об этом проклятом документе, и храбро пытался объяснить, как обстояло дело. — Барту Мейерсу, который погиб вскоре вслед за Полом, было поручено уничтожить всю частную переписку Пола, находившуюся в секретных досье в подвальном сейфе. У меня нет никаких сомнений в том, что…
— Он сжег соглашение о Мэллингэхэме вместе с моими письмами к Полу. — Она пришла в неистовство. Потом внезапно сделала над собой усилие, стала снова прямой и естественной. — Но, Стив, что же мне теперь, черт побери, делать? Я должна довести это дело до конца. Может быть, мне следует обратиться к Корнелиусу…
— О, ни в коем случае, — возразил я. Я забыл, что находился в Европе. Перед моим взором снова встал Нью-Йорк. — Послушайте, — продолжал я, — вам не нужен этот документ, ведь вы не собираетесь ни продавать, ни сдавать в аренду, ни закладывать Мэллингхэм. Ведите себя так, как будто это имение ваше, и через полсотни лет, когда вы протянете ноги, никто уже не будет знать об этом ровно ничего. Все согласятся с тем, что Пол вернул вам эту собственность, а документ сочтут потерянным.
— Но юридически…
— Юридически в вашу пользу говорит Закон о сроках давности. Какой предел предусмотрен в Англии в отношении недвижимости? Двенадцать лет? Прекрасно, если вы будете сидеть тихо до тысяча девятьсот тридцать восьмого года, земля будет признана вашей в любом случае.
— Я так не думаю, Стив. Я уже изучила все это. Не думаю, чтобы Корнелиус не узнал, что Мэллингхэм принадлежит ему до того, как можно будет применить закон о сроках давности. Понимаете, я скрываю от него правду, и это уже преступный обман. Но если я уведомлю его о том, что владельцем Мэллингхэма является он, если напишу ему и предложу выкупить у него имение…
— Дайана, вы были совершенно правы, говоря об этом малом в тысяча девятьсот двадцать шестом году. Он коварен. Послушайтесь моего совета, сидите тихо, и через несколько десятков лет поместье будет чисто от всяких притязаний.
— Но…
— Посмотрите на все это с такой точки зрения: вы не совершаете ничего преступного. По закону держать язык за зубами иногда, может быть, и является обманом, но не уголовным деянием. Документ о передаче права собственности уничтожен. Почти три года вас в Мэллингхэме никто не беспокоит, и нет никаких причин к тому, чтобы так не продолжалось еще тридцать лет. Но если вы начнете переписку об этом с Корнелиусом, могу вам гарантировать, что вы раскупорите банку с червями. У меня есть несколько причин думать, что он был бы только рад дать вам такую пощечину.