Богатые - такие разные

Ховач Сьюзан

— Но тут мало посторонних, — объяснила Дайана, вставляя дужку обратно в замок, — потому что в Мэллингхэм можно проехать только через Хорси, но это тоже частное владение.

Мы вошли в узкий канал. Когда упал ветер, я взялся за весла, но скоро легкий бриз помог нам уйти в другую протоку, Нью Кат, и, снова поймав ветер с моря, мы вошли в озеро Хорси.

— Вон та ветряная мельница! — воскликнул я, лавируя между извилистыми берегами.

— Какая большая, правда?

Я в одно мгновение понял, что Дайана направила лодку прямо в сторону мельницы, и, залюбовавшись ее вращавшимися крыльями, я чуть не расстался с собственной головой, едва уклонившись от пронесшегося надо мной повернувшегося крыла. Когда я поднял голову, мы уже скользили вверх по узкому каналу,

и я увидел поджидавшего нас мельника. Я всегда чувствовал себя неважно на высоте и поэтому отклонил его предложение осмотреть все этажи мельницы, но все же поднялся по первой лестнице, чтобы поглядеть на окружающий пейзаж. Лязгавшие крылья производили такой шум, что я почувствовал большое облегчение, спустившись вниз и приняв предложение Дайаны прогуляться к морю. По дороге я пару раз останавливался — взглянуть на церковь Хорси, спрятавшуюся среди деревьев, и поговорить с крестьянином, копающим клумбу перед одним из каменных коттеджей, которые мне так нравились. Он-то и рассказал мне, что Хорси и Уэксхэм в прошлом были центром контрабандной торговли. Контрабандный груз прятали в амбаре у приходского священника. Если крылья мельницы были повернуты под определенным углом, это служило предупреждением о появлении таможенников. Когда мы наконец дошли до Броугрэв Левел — полей, расстилавшихся прямо у подножья бесконечных дюн, пришлось потратить целый час, чтобы пройти одну милю, но я радовался этому, так как такого удовольствия от ходьбы не получал уже многие месяцы. Я радовался также, что Дайана, идущая рядом, явно забыла обо всех коммерческих тонкостях, которыми я забивал ей голову.

Проселочная дорога шла через поля прямо к дюнам. Это были огромные холмы темного песка, из которого торчали пучки морской рупии, окруженные травой, колышущейся на ветру". У подножья дюн ветра почти не было, но когда мы взобрались наверх, я услышал его свист, сливающийся с гулом открывшегося взору моря. Подъем оказался утомительным, и, хотя мне хотелось остановиться и отдышаться, я продолжал карабкаться наверх, пока не оказался на вершине самой большой дюны.

Горизонт был ясным. Волны ритмично разбивались на долгих милях пустынных песков, а над нашими головами вовсю кричали чайки.

Я все еще смотрел в сторону Голландии, находящейся по ту сторону моря, когда Дайана сбежала по склону на берег. Она что-то кричала мне через плечо, однако ветер уносил ее слова раньше, чем они успевали долететь до моих ушей. Мною овладел восторг. Скинув полные песка туфли и стянув носки, я прыжками устремился вниз, к Дайане. Песок на пляже под моими ногами был твердым, и я побежал, окрыленный поглотившим меня чувством свободы.

Дайана играла с волнами прибоя.

— Сюда, сюда! — кричала она, как бы «бросая» носком ноги в мою сторону разлетавшуюся брызгами воду. Я храбро кинулся в волны, закричал, и тут же выскочил на берег. Даже свежее летнее течение со стороны Лабрадора не могло быть холоднее Северного моря в начале июня, и я, услышав смех Дайаны, понял, что она и ног не замочила!

— Несносная девчонка! — бросился я к ней, но она увернулась и помчалась обратно к дюнам.

Когда я схватил ее обеими руками, мы оба, запыхавшиеся, уже были в небольшой, закрытой от ветра лощине между холмами. Скоро мы отдышались, звон у меня в ушах прекратился. Согревшись под неожиданно теплыми лучами солнца, я сел, пригладил волосы и стал следить за чайками, кругами летавшими в небе.

— Я пытаюсь припомнить что-нибудь подходящее из Теннисона, — заметил я, — но, видно, мою память на стихи унес ветер.

— Какое счастье! Я всегда стараюсь избегать Теннисона, этого безнадежно сентиментального викторианца!

— При первой же возможности я дам вам почитать томик его стихов, — проговорил я и стал целовать Дайану.

Мы разгорячились во время нашей гонки по пляжу, и поэтому нам показалось совершенно естественным раздеться.

— Полагаю, что в таких обстоятельствах мне следует быть осторожным, — прошептал я. — Единственный недостаток этого экспромта в том, что нельзя заранее подготовиться.

— Мой дорогой Пол, уж не думаете

ли вы, что я имела в виду именно эту лощину, когда мы утром выходили из дома?

У меня вырвался радостный возглас, я перекатился на спину и потянул ее на себя.

Стало еще жарче. К нашим покрывшимся потом ногам прилип песок, и при каждом движении мы чувствовали между нашими телами песчинки. Горло у меня пересохло, и я не видел ничего кроме песка, пучков рупии на дюне и необъятного неба, на фоне которого дрожала воздушная дымка. Свет слепил мне глаза. Я собрал вместе все нити наших движений и связал их в узел изысканного апогея.

Дайана вскрикнула. Я крепко обнял ее, потом откатился, моих век мягко коснулось северное солнце. Когда ко мне вернулась способность соображать, в голову пришло множество мыслей, и все достаточно неприятные. Но во всех был здравый смысл. Я с гримасой сел. Ворвавшийся в лощину ветер вызвал у меня дрожь, и мне стоило большого усилия приступить к своим обычным уловкам, чтобы эта моя новая связь оставалась вполне цивилизованной и безопасной.

— Да, должен признаться, что вы в высшей степени привлекательны, как в постели, так и вне ее, — радостно сказал я Дайане, потянувшись за рубашкой. — Правда, я не могу вспомнить, когда у меня в последний раз был такой прелестный уик-энд. Но вы отнюдь не должны заблуждаться на мой счет, понимаете? Так много женщин — разумеется, куда менее умных, чем вы, — думали, что я, соглашаясь на приятное времяпрепровождение, способен влюбиться. Я же считаю, что это отнимает слишком много времени, и с радостью оставляю эту возможность более молодому поколению. Некоторые женщины — вы-то, конечно, в эту ловушку никогда не попадете — думают, что я жду не дождусь предлога для развода с женой. В действительности же моя жена меня вполне устраивает, и у меня нет намерений когда-либо расторгнуть свой брак. Короче говоря, я не изображаю одержимого любовью деревенского парня, не бегаю от любовниц, но и не играю в развод.

Воцарилось молчание. Дайана слушала меня очень внимательно, положив руки себе на грудь, ее большие темные глаза были серьезны. Я уже пытался вспомнить, где мой носовой платок, готовясь вытирать неизбежные слезы, как она, по-видимому с искренним восхищением, воскликнула:

— О, я думаю это вполне разумно! Если бы только мой отец был способен так же хорошо организовать свою жизнь, как вы!

Это заявление сбило меня с толку. Я так хорошо приготовился к ее разгневанному крику, как я опасен для всей прекрасной половины человечества, так взвешенно обдумал защиту честной игры между нами, что растерялся и не смог ничего ответить Дайане. В какой-то момент мне все же показалось, что мое предупреждение пропало даром, но она радостно проговорила:

— Не значит ли это, говоря коротко и ясно, что вам было бы наплевать на мое желание выйти за вас замуж? Но даже миллионер не может соблазнить меня браком! — заявила она и стала одеваться.

— Вот именно, — сухо отозвался я. Все это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Но разве вы не хотите иметь детей?

— Разумеется! Но вам вовсе не нужно жениться, чтобы иметь детей.

Я почувствовал, что сильно побледнел, но все же прекрасно владел собой. Думая о том, может ли быть что-либо опаснее лишенного эмоций интеллектуала, я смеясь проговорил:

— А вам вовсе не нужно выходить замуж, чтобы прослыть идиоткой! Это свободная страна, Дайана, и вы можете думать все что вам угодно, но, умоляю вас, попытайтесь убедить в этом невинного ребенка... Но это уже ваши проблемы. Пока вы не делаете их моими, у меня нет права вас критиковать.

— Вы говорили, что у вас умерла дочь... А других детей у вас нет?

— Нет.

— О! Поэтому-то вам и не нравятся дети?

— Я не хотел бы говорить об этом. — Я старался не думать о своей болезни. Я поднялся и сунул сжатые в кулаки руки в карманы. — Но я отвечу так: я не желаю иметь ребенка, и если бы какая-нибудь сумасбродная женщина заявила мне, что беременна, я тут же прервал бы с ней всякие отношения. Беременность — кратчайший путь к прекращению любых дел со мной, и я прошу вас об этом не забывать.