Богатые - такие разные
Шрифт:
За Хиклингом дорога пошла прямо на север в направлении Паллинга, Вэксхема и Хорси, но за милю до берега мы обнаружили почерневший от непогоды столб с указателем: «Мэллингхэм и Мэрш», и свернули с большой дороги.
Извилистый проселок неожиданно вывел нас к двум горбатым мостикам, проехав по которым мы сразу оказались в центре деревни. Церковь здесь была даже выше ладхэмской, проезжая мимо ее глиняных стен, я увидел за лугом дома. Это были не только вымытые добела мазанки, но и глинобитные постройки с выложенными из камня углами. На пивной, фасад которой выходил на луг, красовалась вывеска: «Рыба и ветчина».
— Уже недалеко
Дорога снова резко повернула. Деревня скрылась из вида, и мы поехали по гати через болото к разрушенным воротам со сторожевой башенкой над пятнадцатифутовыми стенами. Проехав по широкому мосту и затем через ворота, мы оказались на просторной подъездной аллее, проходившей через лужайку с неподстриженной травой, окаймленную разросшимся кустарником.
Наконец моим глазам открылся дом.
Я прочел его описание и точно знал, чего следовало ожидать, но, не смотря на это, не сдержал возгласа изумления. Трудно себе представить, чтобы прошлое могло так превосходно сохраниться. Я всматривался в этот традиционный для средневековья дом с центральным строением и с пристроенными позднее крыльями, образовывавшими в плане знаменитую букву «Н». Стены были сложены из мелкозернистого, местами отшлифованного песчаника, с каменными углами того же типа, что в деревне, и хотя окна в крыльях дома были небольшими, в центральной части они были узкими и высокими, как в церкви. Восхищаясь центральной частью, относящейся к тринадцатому столетью, я вспомнил, что первое здание, построенное на этом самом месте, было еще старше. Сподвижник Вильгельма-Завоевателя, Алан Ричмондский, снес старый саксонский дом, когда ему в 1607 году было пожаловано поместье Мэллингхэм, и построил нормандский дом для размещения своей свиты во время его поездок в Восточную Англию. Позднее поместье было подробно описано в кадастровой «Книге судного дня». В те дни существовали два Мэллингхэма — Мэллингхэм Магна и Мэллингхэм Парва[4], но усадьба Мэллингхэм Парва исчезла под водой двести лет назад из-за многовековой эрозии береговой линии в Норфолке.
Дайана показала мне большую залу, с потолком, опиравшимся на тяжелые балки, лестницу, которая когда-то вела в солярий, и камин, на каминной доске которого резьбой был изображен герб Годфри Слейда — первого известного мэллингхэмского Слейда. Он приобрел этот дом перед тем, как отправиться в крестовый поход. Предполагалось, что он был сыном богатого торговца из Нориджа, который, желая себя возвеличить, купил дом у предыдущих владельцев, монахов аббатства Сент-Бинет, продавших его из-за непомерных налогов на недвижимость.
— Сюда, пожалуйста, — проговорила Дайана, но я по-прежнему разглядывал потолок.
Через несколько секунд я последовал за ней в дальнее крыло, где большая комната была обставлена как гостиная. Современный архитектор пробил двери на террасу... Мы вышли за викторианскими вазами, украшавшими балюстраду, я увидел лужайку для игры в крокет, эллинг для лодок, причал и сверкавшие воды Мэллингхэмского озера.
Отраженный водой, свет солнца слепил глаза. Я закрыл их и стоял, прислушиваясь к крику птиц, перекликавшихся на болоте, и гулу соленого морского ветра, доносившемуся сквозь заросли ивы у кромки воды.
И я снова почувствовал, как развертывается передо мной прошлое, никогда ранее
Я открыл глаза и пошел через лужайку к воде. Стены времени были очень тонкими, и, пока я шел, я начал осознавать, что это бесконечное прошлое сливается с моим собственным настоящим. Я понял, что дошел до конца своего путешествия по окольным путям времени. Мною овладел глубокий покой. Слезы застилали мне глаза, я чувствовал, что наконец освободился от тюрьмы, которую выстроил себе сам в ином времени и в ином мире, там, далеко за океаном.
Мною овладело ощущение, что я пришел к себе домой.
«Вот чего я всегда желал, — услышал я собственный голос. — Вот что я всегда пытался найти».
Я повернулся. Она была рядом. Мы обменялись долгими взглядами, и она улыбнулась.
— Добро пожаловать в мой мир, Пол, — проговорила Дайана Слейд.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— А что ваши сопровождающие?
— Они могут подождать.
Мы поднялись наверх. Окна ее комнаты были обращены к озеру. Деревья, словно бахромой, окаймляли воды озера до Броугрэйв Левел в одну сторону, и до дюн Уэксхэма в другую. Задернув гардины, я повернулся и увидел, что она ждет меня в кровати с четырьмя маленькими колоннами для балдахина.
Проснувшись, я подошел к окну и отдернул гардину. Солнце все еще высоко стояло в небе, хотя уже близился вечер, над зеркальной поверхностью озера по-прежнему тоскливо кричали птицы. И все-таки освещение изменилось. Камыш потемнел, синева воды стала более глубокой, и было легко представить себе, как за дюнами, над неугомонными волнами Северного моря, начинала загораться золотая полоска вечерней зари.
Я оделся. Девушка безмятежно спала, и ее длинные ресницы касались щек. Задержав на секунду взгляд на ней, я спустился по лестнице в залу.
Там меня ждал О'Рейли. Он скромно сидел в кресле около двери и читал путеводитель по Норфолкским озерам.
— Все ли в порядке?
— Да, сэр. Мы устроились в западном крыле. Здесь все довольно примитивно, если подходить к этому с точки зрения американских стандартов, — привередливо проговорил О'Рейли, — но я уверен, что нам будет неплохо. Я договорился, чтобы нам принесли еду из деревенского трактира. Здесь нет никакой прислуги, кроме одной старухи, которая показалась мне глуховатой, недружелюбной и немного тронувшейся.
— А! Это, наверное, миссис Окс, — вспомнил я записку Дайаны.
Двадцать лет назад, когда у семьи все еще водились деньги, в Мэллингхэме служили трое подсобных рабочих, три горничные, два конюха, два садовника и экономка, но теперь все обязанности по хозяйству легли на старшего садовника и экономку, мистера и миссис Окс. Миссис Окс заботилась о Дайане, когда та вернулась в Мэллингхэм после смерти матери, но и сейчас она считала себя ответственной за все. Ее муж, получавший пенсию за участие в Бурской войне, по-прежнему занимался садом. Им никто ничего не платил с тех пор, как умер отец Дайаны. Какой-то старик, живший в лачуге на самом берегу озера, прогонял непрошеных посетителей, оберегал природу и отлавливал рыбу — форель, леща и линя, поддерживая тем самым необходимое равновесие.