Богатыи?. Свободныи?. (не) Мои?
Шрифт:
На скуле в поллица налился сине-фиолетовый синяк. Она была вся зареванная, с покрасневшим носом, с затравленным выражением в больших серых глазах. А у меня сердце дрогнуло от жалости.
– Кто?
Длинные объяснения не были нужны, я знал, что она понимает, о чем я.
– Если ты сейчас что-нибудь им сделаешь, то будет только хуже.
Вот дурочка!
– Что ты заладила – хуже, хуже? А так тебе хорошо? Ты чего дожидаешься – когда они тебя втроем поимеют и убьют, бросив тело в какой-то канаве? Эти уроды наслаждаются
Она помедлила. То, что она чувствует, я понимал прекрасно. Ей страшно, больно и она не верит, что можно что-то изменить.
Но хочет поверить.
Поэтому с ее губ срывается:
– Это Борис. Он словно совсем с ума сошел. Кричал, что я – шлюха, что ноги раздвигаю перед всякими. А потом ударил. Учитель какой-то шел, я вырвалась, убежала и спряталась.
Слезы снова потекли ручьями.
– Я больше не могу-у-у, – Алиса зарыдала снова.
– Не бойся, он больше тебя не тронет. Пойдем к медсестре, холод надо приложить.
– Они ничего не сделают.
Это я и сам знал. И ни на кого не рассчитывал.
– Что я теперь бабушке скажу?
– Я бы сказал правду. И перевелся в другую школу.
– Ты же не перевелся.
– Малыш, я могу себя защитить. У нас разные ситуации. Хватит плакать.
Я помог ей подняться и отвел в медицинский кабинет. Ее "упала" резало слух.
Но я не вмешивался.
Мне пришла в голову другая идея.
Глава 6
Олеся
У меня в чашке черный кофе. Время – 5 утра, а я зачем-то помешиваю кофе ложкой. Хотя кофе – без сахара. Чашка издает противный дребезжащий звук, который проходится по моим нервам, заставляя стискивать зубы. И этот звук отдается где-то в висках повторяющимся причитанием: "Ой, не надо! Ой, не надо!" В моменты, когда ложка очень сильно стукает по краю чашки причитание переходит в вой: "Не надо!"
А калькулятор, устроенный в каждой женской голове, подсчитывает сколько я заработаю за первый месяц, сколько за второй, и сколько за первый и второй – вместе. И ведь, если продержаться полгода, можно будет взять квартиру в ипотеку. Жить в своей, а не снимать. Тогда и причитания, и вой почти мной не воспринимаются. Из-за крышесносной мысли: "Моё собственное жильё".
В кухне появляется Матвей. Ну вот, разбудила.
– Ты чего не спишь? – спрашивает у меня, потягиваясь.
– Я-я-я, – "я" растягивается и хрипнет, – На работу собираюсь.
Не выдерживаю его испытуюший взгляд и отвожу глаза в сторону.
– А говорила, что тебя не взяли.
Чувствую себя малолеткой, прячущей сигарету от матери.
– Холодов вчера приходил. Предложил вернуться.
У сына не дергается ни один мускул, только глаза разгораются.
–
Ох! Такое ощущение, что на плите что-то горит.
Киваю.
– Сам?
Опять киваю.
Обстоятельства своего увольнения я рассказала. Без подробностей.
– И ты решила вернуться?
Я до сих пор это решаю. Но когда сын спрашивает, снова делаю утвердительный кивок.
Ведь... Надо?
Своя квартира...
– Мать , ты – дура?
Умеет он спустить меня с небес на грешную землю.
– Зачем так-то? – собираюсь обидеться.
– Тебе деньги нужны? У меня есть. С голоду не умрем, за жилье заплатим.
Вся неловкость от этого разговора улетучивается. Мгновенно.
– Откуда? – теперь уже мои глаза вспыхивают недобрым блеском.
Боевой пыл Матвея гаснет. И отвечать он не торопится. Да мне его ответ не особо нужен. Я его знаю. Просто хочу услышать.
Но он молчит.
– Бои? Опять?
Даже не начинаю нудеть про то, что он обещал. Он сам наверняка помнит.
– Бой. Один. Я нормальные деньги поднял. На какое-то время хватит. Что нам с тобой – так с хлеба на воду и перебиваться?
Встряхиваю головой:
– А если тебя там изуродуют? Мне потом всю жизнь на памперсы тебе работать?
– А сама? Ты зачем к этому козлу собралась? – он не дожидается моего ответа и задает следующий вопрос, который выбивает у меня почву из-под ног, – Или он тебе нравится?
Я задумываюсь. Нет, не может быть такого. Не должно быть.
– Нет! – это слово рвется из меня само. Как наиболее нужное.
Но следом вылетает другое, отражающее мои сомнения:
– Наверное...
И дальше я уже начинаю приводить разумные доводы тому, что мне нужно работать в центре Холодова.
– Там зарплата. Нам будет хватать. И тебе не придется рисковпть своим здоровьем. А через полгода можно будет подумать о квартире. Своей. Да и потом... Разве я могу быть нужна такому, как он? Зачем?
Матвей слушает меня внимательно.
– Вот и я так себя уговариваю. Лишь один бой.
Я собираюсь спорить.
– Не надо, мам. Давай так. Я не буду драться, пока есть деньги. А ты, если Холодов будет лезть тебе под юбку, уйдешь оттуда.
Собственно, нормальный вариант.
– Договорились.
Матвей качает головой, явно сомневаясь в ценности наших договоренностей.
Но вслух говорит:
– Я – спать. Разбуди через час.
– Хорошо.
Сама иду в душ. Несмотря на озвученное решение, его правильность для меня – под большим вопросом. И хочется отказаться. Но жить как?
Что я себя вообще накручиваю? Пока я работала, я Холодова видела всего один раз. В день моего увольнения. Ему ведь есть, чем заняться. Я хотела посмотреть информация о нем в интернете, но сама себя одернула. Мне-то что? Какое отношение этот человек имеет ко мне? Или я к нему?