Богатый бедняк
Шрифт:
Я покуда пробуду с этим богатырем, который, в случае нужды, защитит меня от всяких нападков. Подведите меня к его чести».
Когда незнакомца усадили подле изумленного Ипполита, то один из ведших его под руки сказал: «Нельзя ли переменить тебе свое приказание? Панкрат всех нас тверже на ногах, так пусть бредет домой с конем своим, а мы при тебе останемся в ожидании колымаги. Долго ли проломить голову, стукнувшись
Ипполит не мог не оскорбиться такою явною насмешкою. «Если твой пан Иван, – отвечал он отрывисто, – гостеприимен и щедр, чему я охотно верю, смотря на тебя и твоих провожатых, то для чего не предложишь для кобыл его – своего коня?» – «Ах! – отвечал незнакомец с тяжким вздохом, – и подлинно мой конь лошадь добрая, но нас обоих постигло сегодня несчастие. Когда я возвращался из гостей домой и, поддерживаемый двумя служителями, не предвидел никакого несчастия, саженях во ста отсюда вдруг почувствовал в носу сильный зуд. Сколько я ни крепился, но не мог удержаться, чихнул, конь мой подломился, и я – повергся лицом к земле. Бедная животина повредила одну ногу, а я благороднейшую часть в теле человеческом – чрево, и – как видишь – осужден сидеть здесь на сыром воздухе и терпеть голод и жажду.
Конечно, за грехи предков я наказываюся, ибо истинно за собою никакой вины не знаю! Великолепный рыцарь! Я человек веселый, хотя уже и весьма не молод. Если ты в этих местах погостить намерен, то не худо сделаешь, когда навестишь меня. Стоит тебе у первого прохожего спросить о жилище пана Вирилада: то всякий укажет.
Вот оно!»
«Как? – вскричал Ипполит, вскочил на ноги и, трижды перекрестясь, сказал
Тут упитанный незнакомец в свою очередь изумился и начал протирать глаза. «Нет, дружок, – сказал он наконец, – меня не обманешь! Я также коротко знал Ипполита Голяка и как теперь на него гляжу. За пять лет пред этим он отправился в туречину, и вся здешняя округа знает, что он давно положил там свою голову. Если ты служил с ним вместе и, зная все его житье-бытье, затеял воспользоваться обширными его поместьями, то с богом! спорить никто не будет, кроме бесчисленного множества летучих мышей и филинов. Но зачем грешить и употреблять вместо своего чужое имя?»
«Час от часу лучше, – говорил Ипполит. – Если ты и в самом деле Вирилад, то скажи, что принудило бедного Ипполита оставить свою родину?» «Это не тайна, – отвечал старик, – несчастная любовь к прекрасной Богомилии выгнала его отсюда. Ах! сколько нежная любовница потратила слез горячих! Однако ж она надеется скоро получить утешение. Чрез две недели назначен брак ее с Иваном, сыном покойного пана Аврамия. Ведь когда ж нибудь надобно забыть погибшего Ипполита. Какой-нибудь муж, только живой, все лучше самого хорошего покойника! Если б жива была мать Богомилии, то, может быть, сжалилась бы на стоны страдающей дочери; но по смерти ее, за два года перед этим последовавшей, отец хочет, чтоб воля его была законом для всех, подпавших его власти». – «Праведное небо! – сказал Р!пполит с тяжелым вздохом, – такую ли весть должен я слышать в час прибытия на родину? О Богомилия! ты меня забыла и думаешь о другом! Для чего я в этом не могу подражать тебе? Если ты, – продолжал он, – по непонятному чуду, из бедного, тощего Вирилада и впрямь превращен в богатого Вирилада, то покажи свой крест; а я покажу тебе свой». – «Изволь», – отвечал старик, и оба начали распахиваться. Вдруг показалась богатая колымага в три лошади, окруженная многими людьми с фонарями. При свете их кресты прилежно рассмотрены, и Вирилад, со слезами на глазах, заключил Ипполита в свои объятия.
Конец ознакомительного фрагмента.