Богатый человекРассказы
Шрифт:
— Я Пашка-миллионщик, — сказал он успокоительно. — Вы не бойтесь, меня тут все знают. Отец у меня тоже был матросом.
— Был… — проворчал высокий. — А теперь где он есть? Вот в чём главное.
— Отец у меня на «Смелом» потонул возле острова Гельголанда, — сказал Пашка с грустью и гордостью. — Он теперь на дне морском. Одни с мамкой живём.
— Хорошо, наверное, живёшь? — спросили матросы. — На свои миллионы?
— Плохо, — ответил Пашка доверчиво. — Картошка кончилась, а хлебные лавки не работают.
Ветер злобно дунул из-за угла, полы
— Видно, что богач! — сказал высокий. — На вот, поешь, милок, матросского пирога. — Он сунул Пашке в руки большой ломоть хлеба.
— Спасибо, дяденька, — сказал Пашка, засовывая хлеб за пазуху. — Я у вас сейчас щепок наберу и пойду. Спасибо.
— Собери, собери, — отозвались голоса из темноты. — Пирог-то матери, что ли, прячешь? Правильной. жизни парень. А ну, Семён, возьми там в мешке полбуханки хлеба да пару полен прихвати. Помоги миллионщику донести. Ишь ты, какой ветрище задувает! На, миллионщик, возьми ремень, подпояшься.
Семён-матрос сам затянул Пашку чёрным блестящим ремнём с золотым якорем на пряжке. Теперь ветер мог дуть как угодно. Пожалуйста, дуй сколько влезет!
Пашка был счастлив. До самого дома проводил его дядя Семён, зашёл в комнату, постоял, посмотрел.
— Если жив останусь, приду, — пообещал он. — Жди!
Штурм Зимнего дворца начался через два часа. Пашка не спал и всё слышал: треск пулемётов и крики «ура» возле дворца. А потом так бабахнуло, что весь дом задрожал и штукатурка посыпалась со стен и с потолка. Пашка тогда ещё не знал, что это большевистский крейсер «Аврора» стреляет по дворцу, по министрам-капиталистам.
Очень было страшно.
Под утро всё стихло. Пашка со своего чердака сразу увидел над Зимним дворцом красные знамёна и флаги.
Вечером на другой день зашли на квартиру к Пашке дядя Семён с товарищами, сами перетащили на руках Пашкину мать на третий этаж, в большую светлую комнату; туда же перенесли и немудрящие их пожитки.
— Живите, — сказал им дядя Семён на прощанье. — Поправляйтесь. Давай, Пашка, руку на счастье. Теперь ты, брат, настоящий богатый человек. Помни! Радуйся!
— Почему ж это такое, дяденька? — спросил Пашка с робостью, и матрос Семён засмеялся.
— Почему? — переспросил он и вместе с Пашкой подошёл к большому и широкому окну на улицу. — Потому, друг… Видишь вот землю, город, дома, дворцы?
— Вижу, — сказал Пашка.
— Смотри лучше, — сказал дядя Семён и повыше поднял Пашку за плечи. — Всё это твоё теперь, парень. Навсегда, навечно. Октябрьская революция победила!
Храбрость
Вот
— Да, — говорила она. — Да! — и потихоньку изредка всхлипывала.
— Ну что тебе, беленькая? — спрашивали домашние. — Что болит, хорошая?
Сколько ещё надо учить такую маленькую девочку!
Не надо дразнить гусей. Об этом знают все мальчишки и девчонки.
А вот маленькая Наденька не знала.
Вчера вечером она проходила мимо городского пруда, возле которого отдыхали на траве детдомовские гуси, и сказала гусям ни с того ни с сего:
— Фю! Фю!
Большой белый гусь-лебедь зашипел и по-змеиному, нехорошо и злобно, вытянул вперёд свою длинную шею.
Леночка Некрасова, старшая Наденькина подруга и главная гусятница детского дома, лежала в это время в траве и читала книжку про снежную королеву. Она не видела ни Наденьки, ни гусей — так увлеклась чтением.
— Фю! — сказала Наденька ещё раз, но уже потише.
Молодые гуси близко пододвинулись к большому гусю и тоже вытянули вперёд шеи.
Наденька никак не могла остановиться. Бывает так: знаешь, что делаешь нехорошо, а остановиться не можешь. Точно тебя кто толкает под руку или дёргает за язык.
— Фю! — сказала Наденька в третий раз, и гуси, как по команде, захлопали крыльями, закричали: «Га-га-га!» — и все вместе бросились на Наденьку.
Большой белый гусь ударил её крылом по спине, а самый маленький гадкий гусёнок больно ущипнул за ногу. Наденька закричала.
Леночка услышала крик, бросила книжку и кинулась выручать подругу. Гуси, завидев хворостину в руках своей начальницы, мигом разлетелись в разные стороны и, от греха подальше, залезли в пруд.
Наденька долго не могла успокоиться и до сумерек сидела одна на берегу пруда.
Там она, наверно, и простудилась. Конечно, она чувствовала себя полным ничтожеством. Почему-то они, гуси, не бросаются очертя голову на Леночку. Все стали большими, только она одна не может вырасти и теперь вот без толку лежит в кровати.
Дверь отворилась, и в комнату вошла незнакомая весёлая докторша в белом халате.
— Здравствуй, — сказала она. — Нехорошо, когда болеют такие большие девочки.
— Это меня под одеялом не видно, какая я есть, — ответила Наденька хмуро.
— Ничего, не волнуйся, вырастешь, — сказала докторша. — Как тебя зовут? Надей? Знаю, слышала. Садись, Надежда, попрямее, ближе к свету. Высунь язык и скажи «а».
Наденька высунула язык и сказала:
— А!
— Очень хорошо, — похвалила докторша. — Всунь язык обратно. Видишь, как всё идёт ладно. Дыши глубже… Не дыши!