Богдан Хмельницкий
Шрифт:
Возвратимся, однако, к универсалу.
Польский король Владислав именуется в нем «паном нашим милостивым и отцом ласковым». Богдан изображает дело так — и, несомненно, он сам в значительной мере разделял это убеждение, — что война ведется против панов, против помещиков, старост и арендаторов, несправедливо притесняющих украинский народ; но эта война никак не направлена против короля, являющегося олицетворением закона, ею не преследуется цель нарушить тесную связь Украины с польской государственностью, восстание не направлено против основ Речи Посполитой.
Таково было настроение Богдана и огромного большинства его сподвижников в этот первый период движения. Богдан тем определеннее провозглашал во всеуслышание
Универсал далее напоминает населению про нанесенные ему поляками «обиды, тяжести, озлобления и разорения», делавшие неизбежной вооруженную борьбу.
Хмельницкий объясняет, что если бы он прежде издал подобный универсал, то поляки успели бы подготовиться. Поэтому он счел необходимым выступить внезапно. «А теперь, як видите, вам всим общемалороссиянам о том доносим, так и до кампании военной на предлежащее с ними ж поляками дело военное вас вызываем и заохочуем. Кому мила вера благочестивая, кому из вас любима целость отчизны вашей, Украины Малороссийской, и честь ваша шляхетская, от поляков уничтожаемая, весьма посмеиваемая, попираемая и поругаемая, тот всяк… рачи [79] к нам в обоз, под Белую Церковь, на добрых конех и с исправным оружием неоткладно прибувати».
79
Рачи — да изволит.
После пылкого призыва Хмельницкий добавляет:
«Но если не зволите допомогти нам в настоящей военной кампании, то ведайте, ижь як поляки нас одолеют, певне и вас всих малороссиян… не только огнем и мечом зруйнуют и спустошат, але и всеконечным веры нашея… искоренением, останки ваши и чад ваших в плен загорнут и в непременяемую всегдашней неволе облекут одежду. Лучше убо и благополезнейше нам за веру святую православную и за целость отчизны на пляцу военном от оружия бранного полягти, нежьли в домах своих яко невестюхам [80] побиенным быти».
80
Невестюхам— неженкам.
Затем в универсале приводятся различные соображения в пользу того, что украинский народ должен одержать на этот раз победу над ляхами, и вновь повторяется клич: «Под Белую Церковь! На войну!»
Универсал Богдана Хмельницкого упал на благодатную почву стремительно развивавшегося восстания. Многие тысячи людей откликнулись на призыв гетмана. Волнение охватило самые отдаленные районы. В сущности, вся Южная Русь всколыхнулась при вести об универсале и первых битвах Хмельницкого.
Не везде это движение протекало успешно: в далекой Галичине паны сумели ослабить или даже парализовать его. Но в Восточной Украине, где был очаг восстания, они уже не могли ничего поделать.
Потоцкий был прав, предвидя, какую опасность для Речи Посполитой создаст появление Хмельницкого в терроризированной, но не желавшей подчиниться стране. Отдельные протесты, глухие угрозы, партизанские вылазки — все это соединялось воедино, как соединяются робкие змеящиеся языки огня в бушующем пламени пожара.
IX. ПЛАМЯ
«И так народ посполитий на Украине, послишавши о знесенню войск коронних и гетманов, зараз почали ся купити в полки, не только тие, которие козаками бывали, але кто и негди козацтва не знал» [81] .
81
Русский
В этих словах летописца хорошо передано настроение, охватившее все коренное население Украины. Собираться в «купы» — небольшие отряды — и мстить за все унижения — к этому стремился теперь стар и млад. Во главе такой купы становились обычно местные представители власти: войты, от'aманы, иногда мелкопоместные православные дворяне (околичная шляхта). Это делалось часто по настоянию масс, в глазах которых подобное руководство придавало движению вид законности. Отказаться, если кто из них и хотел бы, не решались — из боязни быть убитым. Впрочем, нередко уже в этот начальный период восстания во главе куп становился простой козак, или «хлоп».
Деятельность таких отрядов развивалась на незначительной территории — одно-два села. Истребляли шляхту и старост, начисто грабили и жгли их именья; заодно доставалось и крестьянам, оставшимся верными помещику и не желавшим примкнуть к движению.
Внутренняя логика народного восстания не оставляла никому возможности соблюдать нейтралитет, держаться в стороне от быстро развертывающихся событий. «В это время, — повествует летописец, — большая скорбь и поруганье были значным людям всякого сословия от посполитых людей, а особенно от голытьбы, так что хотя бы иной значный человек и не хотел вступать в это козацкое войско, ему все же приходилось делать это ради того, чтобы избавиться от посмеяния и нестерпимых бед в виде побоев и чрезмерных требований кормов и напитков, вследствие чего и эти люди должны были приставать в войско к козачеству».
Но подавляющее большинство жителей примыкало, конечно, к восстанию не страха ради, а вследствие искренней ненависти к притеснителям. Хмельницкий проявил дарования крупного военного деятеля. Испытывая острый недостаток в грамотных людях, он все же сумел наладить организацию прибывающих: их записывали в козаки, объединяли в сотни и полки, находили начальников и посылали в определенные районы.
Отряд под начальством Ганжи был послан к Тульчину; туда же направлен отряд Остапа. Кривонос отравился под Махновцы, Гладкий — на Полесье, Голота — в Белоруссию, Гайгура и Вовгура — под Киев. Каждый из этих отрядов обладал полной инициативой и самостоятельностью; в то же время Богдан координировал их действия.
Однако далеко не все повстанцы шли в армию Хмельницкого. Очень многие предпочитали партизанить на свой страх и риск. Несколько куп объединялось между собою, образовывало более или менее крупный отряд — так называемый загон и предпринимало опустошительный рейд по округе.
К такому загону примазывались иногда темные личности, стремившиеся не столько сражаться с поляками, сколько пограбить население занятых территорий. В бою предводителям загонов удавалось поддерживать дисциплину, но в остальное время они не могли, а иногда и не хотели контролировать поведение повстанцев.
Войско Хмельницкого также не представляло собою регулярной армии. Однако в нем был твердый костяк из привыкших к дисциплине козаков, были авторитетные полковники, была сильная направляющая воля самого Богдана, умевшего среди событий текущего дня не терять перспективы.
В партизанских же загонах, борьба которых носила местный характер, было много героизма, но овеянного губительным дыханием анархии. Оттого разумное и целесообразное переплеталось с ненужным и нелепым; храбрость переходила в отчаянность, суровость — в лютость.