Боги слепнут
Шрифт:
– Ну что ж, пусть его распнут на кресте. И тут же начнется страшная гроза, земля расколется и… – принялся фантазировать Серторий.
– Думаешь, это подходящая сцена? – засомневался я. – От нее за милю несет театром. Потом появится бог из машины…
– А кто его казнит? – спросил Марк.
– В Иудее был какой-то философ, которого распяли во времена Тиберия. Я читал об этом где-то. Кажется, у Тацита. Если это так, то отправить философа на казнь должен был Понтий Пилат. Прокуратор Иудеи славился жестокостью.
– Жестокий правитель убивает философа? – засомневался Серторий. – Явный намек на Домициана. – Нас обвинят в желании написать что-то сиюминутное.
– Пусть
подсказал тут же Серторий.
– Да, да, Пилат омоет руки, будто захочет смыть с них кровь невинной жертвы, – подхватила Береника.
– Я никогда не был в Иудее, – признался Серторий. – Как я смогу описать эти места?
– Какое это имеет значение? Другие там тоже не были. Напишешь, как представляешь эту землю ты. Наш философ будет рассказывать занятные истории с поучительными выводами.
74
Овидий. «Фасты». Пер. Ф. Петровского.
– Что-то вроде басен Эзопа? – усмехнулся одной половиной лица до того молчавший Марк.
– Может и так… но нечто другое. А ты, Серторий, подыщешь у философов для него афоризмы, которыми так славился Эпиктет.
– Без труда. Вот к примеру мне один сразу пришел на ум.
«Питтак, оскорбленный одним человеком, мог наказать его, но отпустил со словами: «Прощение – лучше мщения». Первое свойственно людям добрым, последнее – злым» [75] . А когда Эпиктета спросили, чем можно мстить своему врагу, он сказал: «Стараться сделать ему как можно больше добра».
75
Эпиктет.
– Неплохо. Нашему философу подойдет. Однако форма! – вмешалась Береника. – Обрати внимание на форму. Форма должна быть совершенной. Тогда каждое слово обретет удесятеренную силу. С Эпиктетом все понятно. Тут все строго, как в геометрии Евклида. А нам надо придумать такую фразу, которая вызовет бурю протеста и одновременно ощущения высшей правоты. Это будет действовать, как магия. Все должно быть примитивно и одновременно сложно. Две крайности соединим вместе Вспомни Ликурга, как он перевоспитал своего мучителя, который выколол ему глаз. Чтобы мог сказать Ликург?
– Ты вынул у меня один глаз, вынь и второй, – предположил Марк.
Я думал, что Марк неудачно пошутил, но Беренике его слова понравились.
– «Ничто, кроме души, недостойно восхищения, а для великой души все меньше ее» [76] , – процитировала она.
– Ты веришь, как Сенека, что наши души воплотятся вновь в тела и вернутся в этот мир? – спросил я Беренику.
76
Сенека.
– Верю, что душа бессмертна.
– Сократ пытался доказать это с помощью логики, но, по-моему, весьма неудачно, – заметил Серторий.
– Душа бессмертна, – повторила Береника.
– «Душа,возразил я.
– «Высшее благо заключается в самом сознании и совершенстве духа» [78] , – процитировал Серторий.
77
Пиндар.
78
Сенека.
– Что-то не верит народ в эти стоические мудрости, – буркнул Марк и, повернувшись на ложе, скорчил болезненную гримасу. – Слишком трудно находить отраду в самой добродетели. Куда справедливее был бы наградить человека за страдания какими-нибудь удовольствиями в Элизии.
– Нас упрекнут в том, что герой слишком уж походит на Сократа. Любой образованный человек тут же вспомнит Платоновского «Критона». Кто не знает заявления Сократа перед смертью: «… никогда не будет правильным поступать несправедливо, отвечать на несправедливость несправедливостью и воздавать злом за претерпеваемое зло» [79] .
79
Платон. «Критон».
– Нет, наш философ будет вовсе не похож на Сократа! – возмутилась Береника. – Сократ смешон, уродлив, лишен величия. За неказистой внешностью люди не видят мудрости. А многим, очень многим нужна внешность. А этот будет величав. То есть мы не будем описывать, как он выглядит. Но по всему должно быть ясно, что величав. И молод. И обращаться станет не к разуму, а к чувству.
– Вот еще положение, которое мне несомненно нравится… «Чего не желаешь себе, не желай и другим; тебе не нравится быть рабом – не обращай других в рабство» [80] . – Кажется, я начал усваивать манеру Береники. Мне стал импонировать наш герой – безвестный философ, выдававший себя за бога… или бывший богом. Когда творишь, вымысел и явь сливаются. Это не вера – это просто переход в иной мир. В то самое небесное царство, в которое творец приглашает за собой остальных. Я был как будто пьян, хотя выпил не так уж много фалерна. – Или вот это: «Я буду жить в убеждении, что родился для других» [81] .
80
Эпиктет.
81
Сенека.
– Кстати почему бы нам не сделать героя из Сенеки? – спросил Серторий.
– Не получится. Проделки старого плута все знают. И про его огромное богатство, и про сделки с совестью. Хотя он и писал: «Только тот достоин бога, кто презрел богатства» [82] . А ведь сам советовал, чтобы дело не расходилось с убеждениями. Нет, Сенека не подойдет. А про нашего философа ничего не известно. И это хорошо. Его можно сделать каким угодно. Возможно, он в жизни был фанатиком, требовал от учеников отречься от родителей и следовать за ним, подчинял своей воле, морил голодом, деля одну лепешку на двадцать человек и внушая, что все насытились этими крохами, вдалбливал свои поучения день за днем. Но спустя сто лет все позабылось. Мы создадим его заново. Его безвестность – эта глина, из которой мы вылепим чудо. – Мне вдруг сделалось не по себе. То, что начиналось забавою, обрело странный и даже мрачный смысл. Однако отказаться я не мог – меня будто кто толкал в спину.
82
Сенека.