Боги войны
Шрифт:
Наступала ночь, заканчивалось время.
Он проснулся утром в своей постели. Поворочался, надеясь, что все это ему снится, и он очнется опять на песке у стальной коробки. Но все было тщетно: этот мир был еще более реален, нежели тот…
Все так же шумела черешня, под ней наливались помидоры. В сарае стояли коробки с деталями. Он вздохнул и стал за верстак.
Забвение еще не пришло, но он с удивлением замечал: вот он уже не думал о прошедшем целую неделю, две…
И однажды, когда дело шло к осени, в одном из ящиков с деталями он обнаружил
Веточка, поставленная в стакан, пустила корни, погнала новые побеги, благополучно принялась в земле следующей весной. Деревцо на ветру шелестело совсем как то, что росло у моря.
Он уже не думал о прошлом. Хотелось туда, вперед, в будущее. И в один вечер он принялся собирать сумку. Он собирался в путь.
Михаил Тырин
СЕРДЦЕ ВРАГА
Прозрачные рыбьи глаза полкового финансиста кропотливо изучали бланк выписки из приказа.
Наконец майор поднял взор на Старого, стоящего напротив с небрежно сложенными на груди руками.
— Интересно, интересно… — хмыкнул финансист. — Как это вам в лобовой атаке свезло на двух «Шерманах» сковырнуть «Пантеру»? Что-то я сомневаюсь.
— Твое дело не сомневаться, а деньги выдавать, — без тени почтения ответил Старый. — И никакого тут «свезло» нету. «Дуплет с доворотом» — мой фирменный приемчик.
— Мое дело финансовая часть, мне установленные факты нужны, а не приемчики, — поморщился финансист. — Я этих ваших штучек не понимаю.
— Да куда уж тебе, — фыркнул Старый. — Ладно, хорош тут порожняки гонять. Комполка подписал — выдавай. И никаких «потом». Я завтра в законный отпуск ухожу, мне сейчас надо.
— Ну да, ну да… Командир, это да… — он пошарил в сейфе, пошелестел бумажками и выдал Старому девять засаленных сторублевок.
— Расписывайся. Отпуск — оно конечно… Куда ж без него. — Взгляд майора был прищуренный, ядовитый. Да и голос под стать. — Будешь водку жрать да прошмандовок гладить. Пока твои товарищи тут кровь проливают.
— Водка — это обязательно. — Старый отодвинул подписанную ведомость. — Слышь, иди, чего скажу. Ну, нагнись, не бойся…
Удивленный майор чуть приблизился. И в ту же секунду Старый с размаха шваркнул ему кулаком в скулу. Финансист завалился назад, на стул, не удержался и грохнулся на пол.
— Это тебе за то, что мою невесту плохим словом назвал, — пояснил Старый.
Майор недолго копошился на полу, он уже вскочил, суетливо прикрываясь пухлыми ладошками.
— Да ты вообще охерел, лейтенант! — заорал он. — Да ты знаешь, что я с тобой…
В этом месте Старый дал ему второй раз, от души, прямо в «солнышко», заставив закашляться.
— А это — за то, что чужую пролитую кровь своими жирными пальцами мацаешь. Крыса толстожопая. Ну, всех благ, пошел я.
Он двинулся к двери кабинета.
— Конец тебе, говнюк… —
— Ага, страшно до усрачки, — не оборачиваясь, ответил Старый и вышел на улицу.
База, как всегда, тонула в бензиновых и дизельных выхлопах, беспрестанном гуле, лязге, людском многоголосье и пылище. Это не помешали Старому сладко пощуриться на луч вечернего солнышка, заходящего далеко в холмах.
На сегодня оставалось одно неотложное дело: подписать у комполка отпускное удостоверение.
Путь к вагончику полковника лежал почти через всю базу. И естественно, пройти эти пятьсот шагов просто так Старому не удалось. Раз двадцать пришлось поздороваться, раз десять остановиться поговорить, пару раз заглянуть в мастерские на глоток спирта.
В общем, к командиру Старый пришел на полтора часа позже, чем рассчитывал. Достал из кармана комбинезона сложенный вчетверо листок с рапортом, постучался.
— Разрешите, товарищ полковник? — Старый прокашлялся. — Я вот тут хотел…
— Я знаю, что ты хотел, лейтенант. — Комполка протянул руку.
Старый поспешно сунул в нее рапорт. Полковник, не поднимая глаз, молча порвал его на несколько частей и бросил под стол, в корзину.
— Товарищ полковник, я ж… это… как же… — оторопел Старый.
— Обнаглел ты, лейтенант, до последнего предела. — Комполка наконец посмотрел прямо на него.
Не совсем прямо. Разговаривая, он всегда поворачивал голову чуть боком и смотрел по-птичьи, одним правым глазом. Второй глаз у него был в порядке, просто он прятал левую сторону лица. Лет пять назад случилось так, что он лежал и перевернутой «кавэшке», придавленный «чемоданами» со снарядами, а на лицо ему тонкой струйкой лилась кислота из аккумуляторов. Пока вытащили, натекло немало.
Врачи, конечно, подлатали ему шкуру как могли. Но все равно не очень красиво получилось. С тех пор полковник левую щеку старался поменьше демонстрировать.
— А-а… — понял Старый. — Настучал все-таки, денежная крыса.
— Не крыса, а старший офицер. Это во-первых. Во-вторых, давно тебе пора в штрафроте отдохнуть, траншеи покопать. И в-третьих, про отпуск забудь.
— Это из-за него, что ли? — прищурился Старый. — Из-за штабного?
— Нет. Завтра тремя батальонами выступаете на точку. Приказ командующего мехкорпусом. Маршрут и все подробности узнаешь утром у начальника колонны, подполковника Чибиса. Ты берешь взвод, усиленный — пять машин. В общем, все отпуска отменяются.
— Ясно, товарищ полковник, — горестно вздохнул Старый. — Разрешите идти?
— Стой, есть и еще новости. «Тридцатьчетверка» твоя из ремонта пришла…
— Да вы что! — радостно ахнул Старый. — И где?
— На грузовом дворе тебя дожидается. — Полковник вдруг усмехнулся, коснувшись пальцем губы. При усмешке он всегда придерживал левый уголок рта. — Слушай, лейтенант, а чего ты к ней прирос-то? Оставался бы на «Шермане». Все аккуратно, удобно, покрашено, сиденья мягкие, подлокотники… Хошь отдыхай, хошь кофе пей.