Боги войны
Шрифт:
Выходили мы, конечно, странно. Начштаба вел нас вроде по карте, а на деле, похоже, сам не знал, куда идет. Ведь мы были, по сути, не в глубоком вражеском тылу, зачем такие сложности? Но спрашивать, конечно, не стал, не мое дело. Но постоянно терзала мысль, почему нас просто не выведут на ближайшую дорогу? Уж по ней-то быстрее, наверное, добрались бы. Или нас снова влили бы в какую-нибудь новую часть…
Вот так по истечении двух суток мы и вышли к какому-то поселку. Оказывается, забрали настолько далеко на восток, что оказались не так и далеко от Новгорода. Вот это, мля, помотало! Практически сразу, как вышли к населенному пункту, появились какие-то личности в чистой форме, начались построения, козыряния, выговоры за нарушения формы одежды и прочее. Злы ли были
В санитарную роту меня, как и некоторых раненых из числа отряда, привели только спустя долгую процедуру допроса. Опросом это назвать было нельзя. Около двух часов меня мурыжили только на то, чтобы понять, вру я или нет насчет слуха. Когда, видимо, удостоверились, успокоились немного и стали писать. Я попробовал отвечать, но не слышал сам себя, поэтому отвечал так же письменно.
После допросов по пути в санроту наконец пообщался с выжившими, до этого и писать было не на чем, да и не время было. Тут, выпросив пару листов бумаги, я их мелко нарезал и сложил в виде блокнотика, огрызком карандаша стал писать вопросы. Бойцы отвечали неуверенно, но одно я понял точно. Меня им передали, когда отряд проходил мимо разбитой части. Видимо, моей части. Кто передал, зачем и почему, не сказали.
Уши мне осмотрели, чем-то помыли, щекотно было. Слух не появился. Врач, серьезного вида мужик средних лет, долго качал головой и что-то бормотал, я видел лишь шевеление губ. Итогом посещения санроты стало получение бумажки, в которой указывалось, что красноармеец Некрасов направляется в госпиталь. Все. Куда, как добраться? Никто не сказал. Побрел обратно к комендатуре, где допросы проходил.
Особый отдел, а это оказался именно он, долго меня динамил. Ну, служащие, конечно. Отмахиваются все, всем некогда, бегают, суетятся. Пока сам не встал на дороге у какого-то молодца с кубарями в петлицах и шевронами на рукавах, так бы и не получил вменяемого ответа.
«С утра пойдет колонна в тыл, примкнешь к ней, вот бумаги», – написали мне и выдали еще одно направление, теперь уже от особого отдела дивизии.
Вечер близился к концу, всех, кто вышел вместе со мной из окружения, наконец покормили. К сожалению, обстановку на фронте узнать так и не удалось, никто не хотел со мной переписываться. Это немного злило, но я понимал ребят, все устали и на взводе сейчас, а тут еще и я с вопросами лезу.
Найдя какой-то сарайчик, решил лечь спать до утра. Когда вошел, остановили, выставив кулак. Машинально схватил этот кулак и выдернул из темноты его обладателя. Паренек, средней комплекции, ниже на голову, но как он рвался в бой… Достал свой блокнот и написал, что хотел лишь лечь спать, конфликты мне не нужны. Тот что-то пробубнил, но больше не выступал. Он бы так на фрицев прыгал, как на меня. Короче, прилег в углу и уснул. Мгновенно и без сновидений. Ночью меня никто не зарезал, не пинал. Разбудили уже утром, толкнув в плечо и показав на выход. Там находились два бойца и, как только я вышел из сарая, стали что-то говорить. Написал, что не слышу. Они в ответ приказали идти с ними, так как колонна с ранеными скоро отправится. Пошел за ними. По пути у колодца умылся и привел себя в порядок.
Не понравилось отношение раненых, злые, откровенно злые взгляды и движения губ, матерят, наверное. Да все я понимаю, на вид здоровый, как Геракл, а иду с ними, но что мне было делать? Зато по пути помогал пересекать ручьи, выталкивал телеги из грязи и оврагов. В общем, мной пользовались вовсю, но я был рад помочь, хоть какая-то польза от моей грубой силы.
Брести в обозе было скучно, а мне вдвойне. Идешь, как баран, ничего не слышишь, только глазами вертишь, а ничего не понимаешь. Уже к обеду я настолько разозлился сам на себя, что хотел вернуться обратно, просто сбежав. Удержало то, что не было с собой красноармейской
К вечеру вышли к железной дороге и полустанку. Тут было много народу, суета стояла такая, что я чуть не потерялся. Увидев издали бойцов в синих галифе и характерных фуражках, подошел к ним. Показал блокнот, где уже была запись: «Я глухой, вот бумага, что мне делать?» Получил ответ: «Жди тут. Прибудет состав, грузись в вагон».
Выбрав сухое место на земле, сел и стал ждать. Надоело быстро, да и жрать охота. Побрел искать съестное. Нарвался на очередную грубость в виде выталкивания меня из очереди к кухне. Полевая работала, повар что-то варил, запах стоял такой, что я забыл вообще обо всем. Ругаться не хотелось, да и как себе это представить, я не знал, поэтому просто сунул тому, кто меня выпихнул, известную бумажку. Нервный мужичок, что рулил в очереди, нехотя прочитал, посмотрел на меня, как обычно окинув снизу-вверх, и махнул рукой, разрешая встать в очередь.
Повар оказался просто зашибись каким хорошим человеком. Навалил мне полный котелок каши, еще и хлеба дал, аж полбуханки. Я ему написал, что сильно благодарю его, а он в ответ – что хотел бы помощи. Я пожал плечами и кивнул. Повар жестом дал понять, чтоб я кушал, а потом подошел, я так и сделал. Наелся… Наконец-то досыта. Вот реально, так хорошо не ел уже давно, аж в брюхе тяжко стало, но это от того, что долго не ел. Жаль, нельзя насытиться впрок…
Вернувшись к раздаче, узнал, какая помощь от меня требуется повару. Не удивился. Котел отмыть нужно было, а мужик устал и помощников отправил куда-то. Ну что ж, мне не трудно, это ж всем на пользу. Занялся и скреб этакую алюминиевую дуру аж час, но зато после этого получил чуть не полсидора сухарей. В дороге пригодятся. Тем более, когда я заканчивал с котлом, уже пришел состав.
Напихали как селедку в бочки. Мне еще хорошо, я целый, а вот лежачим… Людей разве что друг на друга не клали, а так пипец как тесно. Состав еще этот… Название только. Семь вагонов-теплушек, что это за состав? Встал возле щели в дверях, так и простоял всю дорогу. А ехали долго. Усталость была, конечно, но здоровьем меня Бог не обидел, выносливостью тоже, вот и стоял. Да и не дали бы упасть-то, если честно, плотно нас тут набили, яблоку негде упасть. Сзади нары были, для лежачих, я к ним спиной прислонился и стоял, даже спал так.
Везли долго, так как несколько раз меняли паровозы и, как оказалось, направление. Все, амба, колечко немцы сделали на совесть, в Волхов, как говорили ранее, нам не попасть. Это мне паренек один написал, что рядом стоял.
Привезли в Тихвин, как оказалось, по пути к нам еще несколько вагонов прицепили, тащились больше двух суток. Не успели выдохнуть, всех вновь стали забивать в теплушки. Куда теперь-то едем? Как мне надоело ничего не слышать, кто бы знал. В обычной жизни ведь нет полной тишины. Всегда есть какой-то фон, а тут… Если честно, то даже страшно.
Утащили нас аж до Череповца. Сгрузили тут самых легких, в их число попал и я, и наоборот, самых нетранспортабельных. Остальных, тяжелых, но не требующих немедленных операций, повезли дальше на восток, в Вологду, Рыбинск и дальше, вплоть до Ярославля. Почему такой разброс? Увы, не представляю.
Город Череповец в это время не был еще тем металлургическим центром края, каким станет совсем скоро. Пока, думаю, тут и десятка тысяч населения нет. Вскоре все тут круто изменится. Госпиталь был такой же небольшой, пропорционально самому городу. На меня все смотрели, как и ранее, с небольшим презрением. Ну а как еще? В госпитале был свой особист, оперуполномоченный, взялся за меня, приставив к делу. Так как все лечение у меня состояло лишь в том, что мне тупо замотали голову бинтом, я мог делать что угодно. Как пояснил врач, повязка нужна для поддержания сухости внутри уха. Я был спокоен как удав, так как понимал, что если бы что-то серьезное было, то были бы какие-то боли внутри, а у меня, в общем-то, ничего. Лишь голова кружится иногда, да не слышу ничего, а так все в норме.