Боги выбирают сильных
Шрифт:
Почему он пренебрег разумной договоренностью и явился к ней в министерство? Должно быть, случилось нечто экстраординарное. Прежде, еще в начале этого дня, отпуская Марса на «допрос с пристрастием» в Сенат, она дала себе зарок не терзаться напрасными волнениями и спокойно ждать его возвращения. Напрасными волнения казались ей потому, что она сделала для Марса максимум возможного. Но сейчас… сейчас в мозгу Софии мгновенно пронеслись все напасти, которые способен сотворить с Марсом ненавистный Корнелий Марцеллин, и не смогла сдержать стон.
Усилием
В ожидании Марса София прошлась по своему кабинету. Он представлял собой большую палату, в которой доставало места и для массивного письменного стола министра, и для длинного «стола совещаний», и для роскошного дивана, и для полагающихся к нему кресел. В центре задней стены в длинной овальной нише возвышалось изваяние аватара Сфинкса, покровителя науки и дипломатии. Над рабочим столом министра висел огромный, в полный рост, портрет Виктора V Фортуната в коронационном облачении. На столе имелся бронзовый бюст царствующего императора, а также статуэтка консула Юста Фортуната, основателя фамилии Юстинов. В центре кабинета на постаменте стоял большой глобус; напротив глобуса на стене, во всю ее длину, размещалась рельефная карта Ойкумены с электрической подсветкой. И глобус, и карта были подлинными произведениями искусства, их украшали драгоценные металлы и самоцветы. В дальнем углу кабинета располагалось большое видиконовое зеркало, а также пульт управления им. С помощью этого зеркала министр колоний мог в любое время напрямую связываться с любой точкой Ойкумены, где установлена видиконовая связь.
Дверь распахнулась, пропуская Марсия. Его лицо показалось Софии застывшей ледяной маской, но она, знавшая Марсия, как себя, понимала, что под этой неприступной личиной он прячет растерянность и смятение…
Едва за Марсием затворилась дверь, София бросилась к нему на грудь.
— О Марсий! Ну что, скажи же, что! Что они с тобою сделали?!
— Ничего. Они ничего со мной не сделали. А что они могли со мною сделать?
— Пожалуйста, Марс, не томи меня! Какое решение приняла комиссия?
Марсий пожал плечами и мягко, но решительно, отстранился от Софии.
— Никакого. Под конец моя мать спровоцировала ссору с Кассием Альмином, и Корнелию пришлось разнимать их. Кассий потребовал от матери извинений, а когда она отказалась извиниться, заявил, что не будет заседать с ней в одной комиссии. Потом этому мерзкому старикану сделалось дурно, он принялся поносить весь наш род, начиная с Милиссы Фортунаты, мама ему ответила, — ты же знаешь мою маму! — ну, и я не сдержался… в общем, Корнелий обещал продолжить заседание завтра.
— Почему Клеменция так поступила? Неужели не было другого способа отстоять тебя, помимо скандала? Скандал способен только дать отсрочку. Затеяв ссору, вы продемонстрировали Корнелию свою слабость.
Здесь Марсий счел нужным пересказать Софии содержание разговора с сенатской комиссией.
— Теперь все ясно, — печально заметила
— Я тебя не выдам. Они бы очень этого хотели, услышать твое имя из моих уст. Век будут ждать — и не дождутся!
— Прости меня, Марс, мой возлюбленный бог… Опять из-за меня страдают другие! Теперь и ты! Нет, я этого не переживу!
Марсий усмехнулся уголками губ и промолвил:
— Переживешь, любимая. Ты же политик Dei gratia!
Интонация, с которой он произнес слова «политик Божьей милостью», не понравилась Софии. Она устремила на Марсия внимательный взгляд. Он отвернулся.
— Это все происки Корнелия, — сказала София. — Его заветное желание — поссорить нас с тобою. Пока ты был в Нарбоннии, мне всякий день подсовывали разные улики против тебя. Однажды даже подослали фотографию, где ты изображен в интимной близости с какой-то галльской потаскушкой…
— Это фальшивка! Ни с кем я не был близок с того дня, как мы…
— Ах, Марс, оставь! В твою измену не верила я прежде, не поверю и сейчас. Мы не доставим такого праздника Корнелию, пускай он мечется от злобы!
София снова подошла к окну и промолвила задумчиво:
— Любимый, мне нужно принять очень важное решение. Но для этого я должна знать все, что случилось в действительности в тот страшный день третьего декабря.
— Ты знаешь все, — удивился Марсий.
— Нет. Я главного не знаю: почему это случилось! Я чувствую, что где-то ошиблась, но где, не могу понять, и это мучает меня. Я знала, что в покорность Варга рано верить, что это не человек, а «огонь под золой», как говорил Каллимах… но я надеялась, что он созреет и признает правоту моей позиции.
— Вот в этом и была твоя решающая ошибка. Ты слишком умная для всех остальных, и ты ждешь, что в ответ на твой ум они изъявят свой. А просто нет у них такого ума, какого ты ждешь! Особенно у Варга! Ты в нем увидела подобие отца — но он не Крун, он Варг, он дикий и свирепый вепрь! Он просто затаился, а ты поверила, что он размышляет. Он обманул тебя, София. При первой же возможности он вырвался из твоей паутины и был таков!
— Нет, — сдерживая слезы, прошептала София, — я в это не верю.
Если ты и прав, то не на все сто. У Варга есть глубокий ум, и я… мне кажется, мы понимаем с ним друг друга. Во всяком случае, я понимаю, почему он поступил именно так, а не иначе.
Марсий помотал головой и горько усмехнулся.
— Невероятно! У меня складывается впечатление, что ты испытываешь симпатию к этому зверю! Не будь он столь ничтожен в сравнении с тобой, я бы приревновал, пожалуй!
— Это не симпатия, любимый, это уважение к достойному врагу!
— Уважение?! Уважение — к злодею лютому?!!