Боги ждут жертв
Шрифт:
– И без свободы ты никогда не будешь счастлив? – наконец спросила она.
– Да, владычица, но не только без моей свободы, но и свободы моих друзей. Если буду свободен я, а они останутся рабами, я не буду счастлив.
– А кто же эти друзья? – быстро спросила царевна. – Иш-Кук, Цуль?
– Нет. Ты их не знаешь, владычица. Они остались рабами на том строительстве, откуда ты взяла меня, – ответил Хун-Ахау.
Наступило долгое молчание. Глаза Эк-Лоль рассеянно блуждали по панораме Тикаля, но было видно, что она думает совсем о другом.
– Хорошо, ты получишь свободу, Хун, – наконец сказала она. – Я, владычица Эк-Лоль, пред светлым лицом Иш-Чебель-Йаш [37] , –
– А кто такая Иш-Чебель-Йаш? – нерешительно спросил Хун-Ахау.
Слабая улыбка показалась на губах царевны. Щеки ее немного порозовели.
– Ты еще узнаешь эту богиню, мой Хун, – тихо сказала она, – и когда-нибудь будешь молиться ей о самом дорогом тебе человеке.
37
Богиня луны у древних майя, считалась покровительницей рожениц.
Эк-Лоль тряхнула головой, словно отгоняя ненужные мысли, и снова погрузилась в задумчивость. Затем она резко подняла голову.
– Ты получишь свободу, Хун, – повторила царевна, и голос ее зазвучал совершенно по-иному: ни ласковости, ни смущения, ни нерешительности в нем уже не было слышно, – ты и твои друзья получат свободу и богатство. Но для этого надо…
Она секунду помедлила и тем же голосом закончила:
– Для этого надо убить одного человека!
– Кто же он, владычица? – бесстрастно спросил Хун-Ахау.
– Мой брат, царевич Кантуль, – чуть слышно выдохнула царевна.
Снова наступило молчание. Хун-Ахау про себя недоумевал: почему убийство наследного царевича Тикаля могло освободить его и его друзей от рабства? Раб, поднявший руку на своего господина, наказывался смертью; что же должно ожидать рабов, прервавших жизнь наследника престола? Мучительнейшие пытки, которые палачи будут намеренно растягивать, пока в истерзанных телах тлеет хоть искорка жизни! При чем здесь свобода?
– Я тебе верю, Хун, ты не можешь быть предателем, – взволнованным шепотом заговорила царевна, – поэтому я полностью доверяюсь тебе и скажу правду. Сделать тебя и твоих друзей свободными и богатыми людьми (она подчеркнула слово «богатыми») может только владыка Тикаля. Даже мой отец, нежно любящий меня, не сделает этого, как бы я ни просила его. Но здоровье нашего милосердного владыки плохо… – Голос царевны дрогнул. – Боги могут призвать его к себе на беседу в любой день, – продолжала она. – Тогда повелителем Тикаля станет ахау-ах-камха Кантуль. Разве он отпустит тебя на свободу, он, ненавидящий меня с детских лет? Наоборот, как только он придет к власти, у меня отнимут преданных мне людей: и тебя, и Цуля, и Иш-Кук. А мало ли ядов знает его верный прислужник Ах-Каок? Ты думаешь случайно попала в мои покои ядовитая канти? Скоро, очень скоро похоронит свою сестру новый правитель Тикаля и будет лицемерно удивляться, почему молодая и полная сил девушка внезапно умерла. Рабство, вечное рабство для тебя, смерть для меня – вот что означает для нас воцарение Кантуля. Но почему правителем Тикаля должен стать именно он?
Побледневшее лицо Эк-Лоль почти вплотную приблизилось к лицу Хун-Ахау, сверкающие глаза впились в него.
– Я, царевна Эк-Лоль из рода Челей, – первый ребенок властителя Тикаля и его единственная дочь от старшей жены. Почему трон ягуара в столице мира должен принадлежать ничтожному потомку батаба из Иашха? Разве на этом престоле не было уже женщин? Разве великая воительница Покоб-Иш-Балам была мужчиной? И разве ее главным советником не был юноша рабского рода? Стелы с ее именем уничтожены, храмы, посвященные ее памяти, перестроены, но память об этой могучей правительнице жива до сих пор. Я, только я должна быть повелительницей Тикаля, и тогда сбудутся все твои мечты, верный мой Хун, а может быть, и большее. Этому мешает только одна сухая ветка древнего могучего ствола – надо
– Я убью его, как только ты прикажешь! – просто сказал Хун-Ахау.
Кровь прихлынула к лицу девушки, глаза ее засияли ярче.
– Я не сомневалась в тебе! – воскликнула она. – Прими же от меня первый подарок. Им ты и убьешь нашего врага!
Царевна вынула из-за пазухи продолговатый, блеснувший в лунном свете предмет и вложила его в руки Хун-Ахау.
Это был длинный узкий топор из великолепно отшлифованного сине-зеленого полупрозрачного нефрита; он еще хранил тепло тела Эк-Лоль. Один конец его был заточен до остроты ножа. На одной стороне был выгравирован рисунок, изображавший маленьких толстых человечков с оскаленными мордами ягуара вместо лиц. Они сражались друг с другом. На другой – фигура божества, очевидно, Йум-Кааша, из головы которого вырастал кукурузный початок.
– Это очень древняя таинственная вещь, – сказала Эк-Лоль. – Она была найдена далеко отсюда, около берега моря, в лесу. На небольшой полянке там находилось странное изваяние: огромная голова улыбающегося юноши. Топор был зарыт в яме, находившейся перед лицом изображения…
– Я знаю эту голову! – невольно воскликнул Хун-Ахау.
Царевна была удивлена.
– Разве ты бывал когда-нибудь в тех краях? – спросила она. – Ты же говорил, что ты родом из Ололтуна?
Юноша рассказал ей о скитаниях своего прапрадеда и о его встрече с потомком побежденных племенем «Больших голов». Во время рассказа в нем все больше и больше крепло убеждение, что такое совпадение не случайно и полученный им топор каким-то таинственным образом связан с ним и его судьбой.
О взятой на себя задаче – убийстве царевича – Хун-Ахау задумывался мало. Если он падет во время схватки – он умрет за свободу, если выживет – то, может быть, освободит себя и других. Во всяком случае, его товарищи уже сейчас должны получить оружие. Он сказал об этом царевне.
– Хорошо! – без колебаний ответила Эк-Лоль. – Завтра же ты отправишься на строительство храма под предлогом поиска нескольких рабов. Ты найдешь своих товарищей и возьмешь их с собой в уединенное место, где они подкормятся и научатся владеть оружием. О дальнейшем мы договоримся с тобой потом. Будь же верным и смелым, мой Хун! Помни наш договор! И всегда помни обо мне!
Хун-Ахау почувствовал слабое пожатие девичьих пальцев и с удивлением и трепетом увидел, что щеки царевны опять порозовели, а густые ресницы затрепетали.
Эк-Лоль повернулась, подошла к лестнице и начала спускаться. Хун-Ахау последовал за ней. Спуск был намного труднее, чем подъем. Раскрытая под ногами бездна неудержимо тянула к себе; легкие порывы ветерка подталкивали в спину. Луна уже прошла две трети своего пути, и нижняя часть лестницы была погружена в тень от противоположного здания. Хун-Ахау заметил, что Эк-Лоль слегка вздрогнула, когда ей надо было переступить резкую границу черной тени, лежавшей на ступеньке. Недолговечные цветки эделена после этого сразу же осыпали свои лепестки. Еще несколько шагов вниз – и спускавшиеся, погружаясь в тень, как в воду, полностью утонули в ней. А над их головами блестела матовым серебром опустевшая вершина пирамиды, и гигантское лицо божества так же бесстрастно глядело вдаль, как и два часа тому назад.
Маленькая группа, ожидавшая их у подножия, становилась все ближе и ближе, фигуры яснее и отчетливее. Через несколько минут спустившиеся оказались перед ними. Иш-Кук тревожно вглядывалась в лица царевны и юноши, пытаясь догадаться, что же произошло между ними там, наверху, но так и не смогла ничего прочесть на них. Они были одинаково бесстрастными.
Глава тринадцатая
СОВЕТЫ АХ-КАОКА
У Какавица было двое детей.