Боги ждут жертв
Шрифт:
– Владыка Ах-Меш-Кук очень ценит тебя, почтенный Ах-Каок. Только вчера в доверительной беседе он говорил мне, что ты был бы лучшим верховным жрецом Тикаля со времен Ах-Кин-Маи, сподвижника великой царицы Покоб-Иш-Балам. Он считает, что верховное жречество, отданное тебе, означало бы счастье для Тикаля, но увы, – Абиш лицемерно потупил глаза, – голос и мнение могучего Ах-Меш-Кука не будут выслушаны на совете жрецов…
– Да, это верно, – простодушно согласился Ах-Каок, также потупив глаза, – на жреческом совете могут звучать голоса только повелителя Тикаля и его наследника. Но, кстати, Абиш, если
Несколько секунд длилось молчание. Абиш напряженно размышлял над сказанным.
– Благодарю тебя за беседу, почтенный Ах-Каок, – наконец ответил он. – Грустно, очень грустно, что владыка Ах-Меш-Кук не может насладиться мудростью твоих речей. Но я тебе очень благодарен. Не найдется ли у тебя как-нибудь полчаса времени, чтобы заглянуть ко мне?
– То есть во дворец владыки Ах-Меш-Кука? – прервал его Ах-Каок. – Охотно. Жди меня в начале будущей недели.
Снова поблагодарив за внимание, Абиш удалился. Но в этот вечер горбуну было суждено долго наслаждаться беседами с посетителями. Не успела длинная фигура соглядатая Ах-Меш-Кука раствориться в наступающей тьме, как жрец услышал со стороны ущелья громкое пыхтенье и тяжелые шаги, и через секунду перед ним вырос владыка Ах-Печ. Он был один.
– Как?! – самым жалобным тоном произнес горбун, поспешно двинувшись навстречу к пришедшему. – Кого я вижу! Владыка Ах-Печ, самый знатный человек Тикаля, здесь без свиты, без факельщиков, носильщиков и опахалоносцев. Возможно ли это? Ах, понимаю! Очевидно, владыка обеспокоен состоянием здоровья верховного жреца. Увы, ему плохо, очень плохо…
– Не нужен мне верховный жрец, – пробурчал, отдышавшись, Ах-Печ. – Я пришел к тебе, мой славный Ах-Каок! Ты очень мне нравишься! На вот, держи!
И Ах-Печ сунул в руку Ах-Каока довольно большое ожерелье из нефритовых бусин. Горбун рассыпался в благодарностях.
– Послушай, Ах-Каок, – продолжал Ах-Печ, – мы должны стать друзьями. Клянусь священным Солнечным глазом, ты давно мне нравишься! И вот сегодня я улучил минутку, чтобы попросту заглянуть сюда и передать тебе этот небольшой знак внимания. Я знаю, что если мне понадобится твоя помощь, то ты мне поможешь! Ну, вот и все. Будь здоров сам и не особенно печалься о здоровье своего хозяина!
И, довольный своей шуткой, Ах-Печ, захохотав, удалился с той быстротой, какую только позволяла его толщина и сознание собственного величия.
Горбун долго стоял неподвижно. Потом, швырнув ожерелье на землю, он обвел взглядом мерцавшие внизу огоньки и воскликнул:
– Чуют! Все уже чувствуют, что приближается решительный день. И как всем сразу понадобился Ах-Каок! Ох, если бы я знал месяц тому назад то, что узнал только сегодня! Но время не ждет, я сказал Абишу, что у верховного жреца идет горлом кровь, и завтра это станет известно всему Тикалю. Представляю, что скажет он сам, когда у него спросят об этом.
Он бесшумно растворился в темноте и отсутствовал довольно долго. Когда Ах-Каок снова уселся на ступеньку храма, слышалось его хриплое усталое дыхание, как будто он только что бегом поднялся на гору. Отдышавшись, горбун нашел на земле брошенное им ожерелье, надел его на шею и снова неподвижно застыл. Из ущелья потянуло прохладным ночным ветерком. Медленно шло время. Но вот во дворце верховного жреца один за другим зажглись огоньки, побежали в разные стороны проснувшиеся рабы, выкликая имя Ах-Каока.
Когда один из них наткнулся на горбуна, тот сосредоточенно глядел вдаль. Наклонившись к его уху, раб шепнул три слова, и жрец, медленно поднявшись, пошел ко дворцу.
Через несколько минут с вершины одной из пирамид раздался низкий, торжественный голос Ах-Каока:
– Прими, владыка смерти, только что отлетевшую душу великого жреца! Прими ее достойно!
Глава шестнадцатая
ПОХОРОНЫ ВЕРХОВНОГО ЖРЕЦА
Вот рассказ о девушке, дочери владыки.
День погребения верховного жреца надолго запомнился всем жителям Тикаля.
Десять суток непрерывно, днем и ночью, при свете факелов, шла неустанная работа по подготовке почившему достойной усыпальницы.
Повелитель Тикаля – по просьбе любимой дочери – приказал похоронить верховного жреца в храме, посвященном великой воительнице Покоб-Иш-Балам.
Десятки рабов, сняв плиты пола в святилище, терзали могучее тело пирамиды, вырубая в толще склеп и лестницу в него. Скульпторы с покрасневшими от бессонницы и воспаленными от известковой пыли глазами спешно заканчивали рельефы, на которых покойный жрец приносил жертвы богам, отдыхал в тени священного дерева, подпирающего вселенную, и даже беседовал с мудрым Ах-Кин-Маи, его далеким предшественником.
По величественной наружной лестнице, бесконечными маршами уходящей ввысь, сновали рабы-носильщики, вынося в корзинах строительный мусор.
А в это время сонм жрецов под предводительством Ах-Каока, избранного преемником покойного, – ахау-ах-камха Кантуль, явившись в совет жрецов, добился его избрания – возносил божествам горячие молитвы, чтобы помочь усопшему в его трудной и далекой дороге.
Наконец все приготовления были окончены, склеп завершен, рельефы укреплены на стенах, внесены и расставлены богатые сосуды с пищей и питьем, приготовлены кучи известки и щебня, чтобы после похорон навсегда замуровать вход в гробницу.
Ранним утром торжественная процессия выступила из дворца покойного. Впереди на носилках несли тело; жители Тикаля, плотной толпой стоявшие на пути процессии, перешептывались, что у покойника вид, как у удушенного. За носилками в пышном одеянии верховного жреца шествовал Ах-Каок, окруженный новыми подчиненными. После жрецов выступали представители знатнейших родов великого города: как всегда спесивый Ах-Печ; опечаленный Ах-Меш-Кук, в свите которого выделялся прислушивавшийся ко всем разговорам Абиш; гордый након, окруженный прославленными воинами, и другие.