Богиня весны
Шрифт:
— Ох, спасибо тебе, королева Подземного мира! Мои дети и дети моих детей будут приносить тебе жертвы каждую весну до скончания времен!
— Это очень мило, но тебе следует знать, что я предпочитаю простые подношения: немного вина и меда, пролитых на землю. А кровавые жертвы я не слишком люблю, — поспешно сказала Лина.
Алкестида низко склонилась перед ней.
— Я всегда буду помнить твою доброту, богиня!
Глава 21
Гадес долго еще молчал после того, как Алкестида исчезла на дороге, которая должна была вернуть ее к земной жизни. Лина наблюдала
Они вошли во дворец через задний двор и повернули налево, в противоположном от покоев Лины направлении. Потом миновали вход в обеденный зал. Наконец Гадес остановился перед огромной двустворчатой дверью, на которой были вырезаны изображения Ориона и шлема, что хранился в тронном зале.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Лина показала на дверь.
— Какой хороший портрет Ориона! Он выглядит по-настоящему свирепым!
Гадес фыркнул.
— Думаю, пора уже заказать новый портрет... такой, на котором он бы подлизывался к своей богине.
Лина, успокоенная его шуткой, легонько толкнула его плечом.
— Ох, но его же все равно считают ужасным жеребцом. Эвридика вообще боится подходить к нему близко.
Гадес покачал головой.
— Боюсь, его репутация яростного неприступного зверя окончательно подмочена. — Он повернулся и взял Лину за подбородок. — Но он ведь ничего не имеет против. Он выиграл куда больше, чем потерял. — Он легко поцеловал Лину и прошептал: — Хочешь зайти в мои покои?
— Да.
Гадес распахнул перед ней огромные двери, и Лина вошла в личный мир темного бога. Первым, что бросилось ей в глаза, была огромная кровать в центре комнаты. Кровать была укрыта пологом из тонкого, как паутина, шелка, свисавшего изящными пышными складками. Лина заметила, что сама кровать накрыта белым льняным покрывалом, и все в целом выглядело так, словно какое-то облако, заблудившись, свалилось сюда прямиком с небес. Это было роскошно, и сексуально, и очень-очень привлекательно. Лина вдруг осознала, что во все глаза таращится на кровать и слишком уж далеко зашла в своих фантазиях... Она почувствовала, как кровь приливает к щекам.
Лина заставила себя отвести взгляд от кровати и посмотрела на пару огромных люстр, висевших на сводчатом потолке. Люстры были как будто из черного стекла, ж огоньки сотен свечей танцевали и поблескивали на их необычной поверхности.
— Все люстры в твоем дворце так прекрасны! Но эти... они что, действительно из черного стекла?
— Это обсидиан, — пояснил Гадес. Интимно положив руку на талию Лины, он провел ее в комнату. — Хотя он действительно напоминает стекло, когда его хорошенько отполируют.
Лина улыбнулась темному богу.
— И каковы же его свойства? Наверняка в нем кроется нечто особенное, раз уж ты выбрал этот камень для своей личной спальни.
— Сила обсидиана защищает, связывает с землей, помогает строить правильные планы на будущее и приносит мир, — Гадес посмотрел на трепещущий
— Ну и он еще очень хорошо вписывается в твою цветовую гамму. — Лина широким жестом обвела спальню.
Основными цветами здесь были черный, белый и серебряный. Но комната не выглядела суровой и холодной; каким-то чудесным образом контраст цветов смотрелся абсолютно гармонично, словно темный бог нашел способ благополучно сочетать свет и тьму.
— Не хочешь ли выпить вина? — спросил Гадес.
Он нервничал, и ему казалось, что богиня может услышать слишком громкое биение его сердца.
Персефона кивнула, Гадес поспешно подошел к невысокому столу, приютившемуся между двумя белыми атласными креслами, и налил два бокала вина из бутылки, заранее открытой и поставленной в ведерко со льдом.
Лина благодарно улыбнулась и взяла хрустальный бокал, наполненный золотистой жидкостью. Когда Лина вдохнула изысканный аромат, ее улыбка стала шире.
— Амброзия!
— До меня дошел слух, что ты ее очень любишь.
— Слухи наверняка не упустили и того, что я иной раз уж слишком ею увлекаюсь.
— Оставим это между нами. — Гадес улыбнулся, потом слегка откашлялся и поднял свой бокал. — За новое начало!
— За новое начало, — повторила Лина, касаясь своим бокалом бокала Гадеса.
И они выпили, не отводя глаз друг от друга.
Гадес поставил свой бокал на стол. Лина последовала его примеру. Темный бог глубоко вздохнул. Потом шагнул к Лине и обнял ее.
— Ты преследуешь меня, Персефона. Я думаю о тебе ежеминутно.
И он впился в ее губы жадным поцелуем. Их тела прижались друг к другу. У Лины в голове было только одно, ох, ну наконец-то! Его плоть пульсировала рядом с ней, и Лину обожгло жаром. Ее руки шарили по кожаной тунике, и Лине захотелось выругаться от разочарования. Она понятия не имела, как снять с Гадеса эту штуковину! Когда же его страстный поцелуй окончательно взбунтовал ее кровь, Лина принялась за поиски более целенаправленно и наконец нашла шнурки, соединявшие тунику на боку. Лина потянула за них, и шнурки ослабли настолько, что Лине удалось наконец просунуть руку под кожаную броню и коснуться твердых мускулов талии и живота Гадеса.
Гадес застонал, не отрываясь от ее губ. Его ладони скользнули к скульптурным ягодицам Лины, он еще крепче прижал богиню к себе. И когда ощутил ее встречное движение, его тело просто взбесилось.
Богиня легонько покусывала его нижнюю губу. Потом она чуть отодвинулась, но лишь для того, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Идем в постель, Гадес, — выдохнула она.
Темный бог тяжело сглотнул, пытаясь справиться с сухостью во рту, и кивнул. И повел ее к своей кровати. Он раздвинул перед ней шелковый полог, но сам не последовал за ней. Персефона, откинувшаяся на подушки, выглядела невероятно прекрасной и желанной. Видя его колебания, богиня вопросительно улыбнулась.
— Сначала я должен кое-что сказать тебе. — Голос темного бога стал совсем низким от волнения. — Я никогда прежде этого не делал.
— Ты хочешь сказать, ты никогда не приводил женщин в эту спальню?
— Это верно, я никогда не приводил сюда смертных женщин, но не только этого я не делал прежде.
Лина вытаращила глаза.
— Ты что, никогда прежде не занимался любовью?
Гадес рассмеялся, но напряженно, нервно.
— Почему же, любовью я занимался, только не с богинями.