Богоборец
Шрифт:
Лампочки в этой каморке, по традиции, не горели, чтобы зашедший со света не мог разглядеть лиц собравшихся. Коржик, после «отбоя», заглянул в эту комнату и оторопел: в жутком, душном мраке сушилки, под потолком, в пугающей выси, покачивая сапогами и смутно белея исподним бельём, болтался «жмурик». Неведомая сила вышибла майора из комнаты. Припечатав снаружи спиной дверь, дрожащей рукой, Коржов вытащил из кармана платок и вытер пот, высыпавший на лбу. Суицид и неуставные взаимоотношения тяжким грузом ложились на плечи командиров и майор запаниковал.
– Дневальный,
– Товарищ майор… – начал доклад подлетевший помощник, но Коржик его перебил:
– Орлов, у нас жмур в сушилке.
Поняв по виду командира, что тот не шутит, прапор засуетился:
– Кто, товарищ майор? Как фамилия? Своими руками удавлю, гада! – рассердился Орёл. – Может просто спит? Пульс щупали?
– Хрен ты до этого пульса дотянешься: под самым потолком висит!
– Срезать! Может, откачаем? – прапорщик полез в карман за ножом.
– Думаешь: самоубийство? А если неуставняк? Улики уничтожить хочешь? – обозлился Коржик. – Нет уж, стой здесь! Я уже и так там натоптал – все следы, наверное, испортил. В сушилку никого не пускать, самому не заходить! Я к дежурному по соединению с докладом.
Сушилка имела смежную стену с каптёркой и предыдущий каптенармус, узбек, уволившийся прошлой весной, чтобы меньше мёрзнуть, прорубил маленькое оконце в кирпичной кладке возле самого потолка. Занявший его место якут, чтобы не изнывать от духоты, не придумал ничего лучше, чем сделать, для вентиляции, в противоположной стене аналогичную дырку в бытовку. На взгляд простого смертного, в эти маленькие отдушины пролезть было нельзя, тем более что находились они под потолком, на высоте в четыре метра. Для сына воздушной гимнастки, это оказалось – плёвым делом.
Бытовка выходила в расположение батальона и из коридора, куда имели выходы сушилка и каптёрка, её дверь была не видна. Увидев, как Коржик кинулся вниз по лестнице, а у двери встал на охрану прапор, Андрюха понял, что его чучело снимать без посторонней помощи, пока, не собираются. Через минуту он уже перебирал руками по трубе, проходящей под потолком сушилки, подбираясь к «висельнику». Спрятав чучелку в каптёрке, Виногурский выскользнул из бытовки и тихонько забрался в постель.
По лестнице загрохотали сапоги – в казарму вошли Коржов и дежурный по соединению полковник Капустян, он же начальник штаба нашей дивизии.
– Значит, ты говоришь, что твои солдаты судом линча занялись? – полковник остановился возле прапора.
– Никак нет, товарищ полковник! – Орлов посчитал, что риторический вопрос обращён к нему. – Похоже, слава богу, – самоубийца! Пока вы, товарищ майор, за товарищем полковником бегали, удавленник в конвульсиях бился: ажно труба ходуном ходила! Меня чуть инфаркт не хватил! Как отопление не лопнуло? Только ведь ремонт на первом этаже закончили! Ну, думаю: хана – сейчас сорвётся, паразит, и все потолки внизу прольёт! Обошлось… Весь бы обварился, дурачок.
Капустян захлопал
– Да вы, что! – полковник схватил Орла за грудки. – Спасать пацана надо! Идиот! Я вас обоих под суд отдам!
Начштаба отшвырнул старшину и, распахнув дверь, прищурил глаза, силясь разглядеть что-либо в душной темноте.
– За что это под суд? – не понял прапор. – Приказ командира – закон для подчинённого! Мне было велено не входить и никого не впускать. А оне сюда могут, товарищ майор? – указывая на Капустяна поинтересовался Орёл. Коржик молча потел и протирал лоб платочком.
«Оне», наконец-то всё рассмотрев, с разворота двинули прапору в зубы. Орёл кувыркнулся к туалету.
– Шутки шутить!? – Капустян сгрёб Коржа. – Скотина!
От полученной колобахи, майор, чтобы не потерять равновесие, привалился к полу возле каптёрки. Разъярённый полковник вылетел в дверь, врезав, на всякий случай, подзатыльник дневальному.
Оклемавшись от Капустяновского «благодарю за службу», Орёл стал приводить в чувство Коржова:
– А жмурика товарищ полковник унёс? – спросил он, увидев, что майор начинает подавать признаки жизни. – Как рапорт писать? Я даже не понял кто и повесился-то! Фамилию-то какую указывать? Может, это и не наш вовсе боец, а приблудный какой?
– Ну-ка слезь с меня! – майор поднялся. – Ты удавленника снял?
– Как можно, товарищ майор? – удивился прапор. – Я, по вашему приказу, даже дверь не открывал! Да и боюсь я этих покойников, а вы говорите: «снял»!
Коржик осмотрел сушилку: спрятаться было негде – голый пол, батареи на стенах, зарешёченное окно и труба под потолком.
– Ты, сволочь, его снял! – опять наехал на прапора Коржов.
– Да что вы заладили: снял, да снял! – рассердился Орлов. – Дневальный! Капустян, что ли, жмура унёс?
– Никак нет! – отозвался похмелённый в чужом пиру.
– Куда же он подевался? – прапор заглянул за батарею. – Я же, своими ушами слышал, как он трубу ломал!
– Мистика, какая-то! – возмутился Коржик. – Он же вот здесь, прямо перед дверью, висел! Не привиделось же мне!? Давай, старшина, личный состав пересчитаем, – майор опять смахнул платочком пот.
Принялись считать, бродя между кроватями. Даже после пятого пересчёта все были на месте. Пересчитали первый этаж – тоже самое.
Неожиданную, для себя, смётку проявил Орлов:
– Нужно скомандовать «подъём», товарищ майор! Висельник-то не встанет, останется лежать. Тут мы его и повяжем!
– Тебя послушать – с ума сойдёшь! – уязвил Орла Коржик. – Если он, получается, до кровати добрался, то хрен ли ему и при подъёме не встать?
– Ну и пусть встанет! – у Орла оказался на редкость изощрённый ум. – Мы у них шеи проверим!
По команде все построились повзводно, недовольно щурясь от света.
– Сержантам: проверить наличие личного состава! – скомандовал майор, расхаживая перед строем, скромно прикрывая платочком опухающую скулу.