Богом данный
Шрифт:
Это случилось так внезапно… я даже не понял, долгих несколько секунд не мог понять. Мир исчез. Только вот мягко светил фонарь у входа, снежинки сверкали на её волосах не делая таять. А теперь… нет ничего. Только темнота, не уютная, такая, которая прячет тени. Врачи говорили, что рано или поздно я ослепну. То, что живёт в моей голове, не давая спать, оно давит на мой мозг. Только я не мог ожидать, что это произойдёт так быстро, так… Внезапно. Меня охватила бессильная злоба, хотелось разбить что нибудь, но что, если одна темнота вокруг?
Я вытянул руку и коснулся пушистого меха. Шуба. Нужно просто успокоиться, только как? Второй рукой коснулся холодной шероховатой стены. Скомкал рукав ее губы в руках, так, что сжал кожу до боли, она вскрикнула, а я обрадовался,
— Пошла вон! — яростно крикнул я, и по тому, как натянулась шуба, за которую я все ещё цеплялся, понял, что она от меня шарахнулась. — Пошла вон! Шлюха!
Я прибавил ещё пару слов безусловно обидных, оскорбительных я бы сказал. Она вырвала руку и убежала, я слышал, как открылась дверь в дом — пахнуло теплом, слышал дробный стук её каблуков — мы все же купили сапоги. Устали опустился на холодные мокрые ступени. Нашарил сигареты, зажигалку. Первую прикурил с фильтра — не видно же ни хрена. Отбросил. Со второй справился, глубоко затянулся, глаза закрыл, попытался унять бешеное сердцебиение. Подумал, а как Вельзевул без меня будет? Сдохнет, наверное… он никого больше не признает. Подумал о том, что можно ещё пожить несколько месяцев, но… жить слепым и слабым не хотелось. Докурил сигарету, и глаза открыл. И увидел марево. Светлое марево света фонаря. Через несколько минут уже смог различить верхушки деревьев, потом — ступени, дверь. Зрение вернулось ко мне почти в полной мере, но я все ещё сидел на ступенях не в состоянии переварить произошедшее.
— Что-то случилось? — голос Сергея встревожен не на шутку.
— Нет, — отмахнулся я, тяжело поднялся на ноги. — Всё хорошо. Курю просто.
Глава 18. Лиза
Наверное именно сегодня я поняла, что больше не могу. А может, могу, только не хочу больше. Он меня пугал. Своим непостоянством, перепадами настроения, сумасшествием. Иногда он мягко смеялся, а в его глазах, жестах, словах… забота. А потом бац, и ничего, глаза пустые, чёрные, и слова… каждое задело меня за живое, хотя до тех пор, пока один мужчина не продал меня другому шлюхой я точно не была.
— Мам, — сказала я в темноту. — Я конечно обещала тебе, что я буду стараться… но так все жопно получилось. Если я сломаюсь, ты не сердись, ладно?
Мама, конечно же, не ответила. Зато дом тихонечко так вздохнул, словно досадуя, что мы глупые и не разумные, а ведь можно же все просто… Просто не живётся, не Черкесу, явно. А ночью, когда я все же смогла уснуть дом пытался успокоить меня на свой лад — пичкал сладкими картинками из моего возможного будущего. Обещал и розовые детские пяточки, и ночи у камина, я не вижу Черкеса во сне, но знаю, что это он — под моей ладонью мозаика его шрамов. Дом коварен, просыпаюсь я разбитой, словно недавняя простуда решила вновь меня навестить. У моей постели химичит старуха — завтрак принесла.
— Мне жаль твою внучку, — говорю я, потому что и правда жаль.
— Я уже привыкла, — сухо отвечает старуха.
Собирается уходить, успев бросить гневный взгляд на кота — она явно его не любит.
— Подожди, — прошу я. — Пожалуйста. Ты не любишь меня, я тебя, но мы и не обязаны… это нормально. Я не выбирала своей судьбы, я в чужой запуталась, мне страшно… Скажи, умоляю, скажи, что случилось с Вандой?
— Она исчезла.
Я даже не надеялась, что ответит, и порядком удивлена. Хотя чего-то то подобного и ожидала — логично. Иначе бы Черкес не вообразил, что я — это она.
— Откуда? Где её видели в последний раз?
— Так отсюда и исчезла, — хмыкнула старуха. — Аккурат из этого дома. Была и нету. Только я не видела, дом тогда только ремонтировали, он запущен был, страх просто.
— А как она исчезла?
— Тебе есть кого спрашивать, — гадко улыбнулась старуха.
Дверь за ней закрылась, а я почувствовала внезапный прилив сил. Я хорошо поела. Приняла душ. Почесала чёрное пузо коту. Потому что смогла Ванда —
В бальном зале и пою и танцую — меня переполняет надежда и мне не жаль ею поделиться с домом. Он то уйти не может, это меня — ничего не держит. Ну, кроме долговых обязательств, десятка психов из охраны и высокого забора с колючей проволокой поверху. Сегодня меня не пугает даже темнота, я устала бояться. Вчера потратила весь лимит страха, когда смотрела как лицо Черкеса искажает бешенство, и это всего через секунду после поцелуя! Отсюда точно бежать нужно, и чем быстрее — тем лучше.
Камни я перетаскиваю споро. Сверху сыплется песок, у меня с собой совочек — обрушение не только из камушков. Здесь и спрессованная глина, и песок, и мелкая галька. Камни покрыты пылью, заляпаны копотью, темными брызгами, которые я по умолчанию считаю кровью — я работаю. Мой мозг закрыт. Сегодня, за каких-то пару часов я сделала больше, чем бывало за день. Теперь по крайней мере я точно знаю, что Ванды под завалом нет — уже было бы видно. Это радует, значит она и правда смогла сбежать из этого сумасшедшего дома. Потом понимаю, что нужно бежать обратно, меня же теперь кормят, значит старуха придёт. Она конечно стала немного любезнее, но думаю, при первой же возможности попытается от меня избавиться. Причём сделает это с удовольствием.
— Детка, ты же не думаешь и вправду выбраться через полуразрушенный подвал? — спросила саму себя вслух. — Прискорбно, но думаю…
Я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от прихотей человека, который в одну минуту может улыбаться, а в следующую — ударить. Но к моему удивлению, мне будет жалко оставить дом. Он… словно врос в мою кожу, наверное, куда не уйди, мне будет слышаться по ночам его шёпот, и мерещиться запах пыльных подвалов. Обозрела результаты своей работы — поразительно. Впечатляющая куча камней и мусора почти растаяла. Осталось совсем немного, то, что приберегаю на десерт — огромный обломок стены, кирпичи в нем намертво срослись с раствором и расковырять не получилось. Придётся напрячься. Я подобрала свою находку и пошла наверх. Сегодня мне досталась записная книжка, правда, безвозвратно испорченная — ей повезло меньше прежних моих сокровищ, и она лежала в том месте, где с потолка течёт. Страницы её слиплись, но я все равно утащила книжку с собой.
— Эй ты! — раздался голос, когда я лежала в ванной.
Я интуитивно догадалась кто это. Закуталась в халат, выглянула — Сергей.
— Шикарно выглядишь, — улыбнулась я.
Вчера, при Черкесе я сделала вид, что его разбитого носа в упор не вижу чтобы не выпасть из роли, но сейчас то грех сдерживаться.
— Твоими молитвами, — буркнул он в ответ. — Хозяин сказал, что гулять можешь.
— С ним?
С ним не хочу. Боюсь. Он тянет из меня все силы, я чувствую себя измотанной.
— Со мной, — расплылся в не очень дружелюбной улыбке Сергей.
— Мечта, — закатила глаза я.
Даже волосы сушить не стала, вытерла полотенцем и свернула в пучок. Так высохнут, шарфом голову обмотаю и все. Сергей в коридоре томится ожидая, я торопливо одеваюсь. Свитер, джинсы, сапоги на каблуках, шуба. Куртка испорчена, теперь уже — безвозвратно. Открываю створки своего гардероба, тянусь за шубой… Тут надо сказать, комната у меня небольшая, по сравнению с остальными помещениями этой крепости. Гардероб у меня всего один, и пихаю я в него все, что у меня есть разом, здесь же в полочках нижнее белье, тут же на плечиках шуба. Но смутила меня не она… Тёмное пятно в самом углу гардероба я заметила угловым зрением. Остановилась, задумалась. А потом потянулась к нему и замерла — платье. Руки трясутся, сдерживаю его с плечиков, осматриваю — оно. Абсолютно целое. Такое же. Я пытаюсь вспомнить, было ли в том платье что-то особенное, отличное, и не могу, оно было чужим, я его просто использовала. Нюхаю — грейпфрутом пахнет.