Богоматерь лесов
Шрифт:
— Ты что, угрожаешь пристрелить меня?
— Я сказала: отойди от моей машины.
— Твоя машина находится на моей земле, — сказал Том. — Я имею право ее подвинуть.
Упираясь руками в багажник, он откатил машину на десять футов. Все это время Хейди осыпала его проклятиями и кричала: «Всем известно, кто ты такой! Ты грешник, ты настоящий бандит! Всем известно, что твой сын парализован из-за тебя! Как только ты сам себя можешь выносить?! Все знают, что ты подонок, мразь, ничтожество, ты путаешься с Тэмми Бакуолтер, ты опустился до того, что живешь в мотеле! Убери свои грязные лапы от моей машины, я не шучу, не трожь мою машину!»
Том подъехал на пикапе поближе и уже пристраивал тент на место, когда Элинор открыла окно у него за спиной и сказала:
— Сейчас здесь будет полиция, Том, они уже выехали.
— Я просто забрал свой тент.
— Дело не в этом.
— Именно в этом.
— Ты всегда
— Мне просто нужен тент.
— Том, ты жалок.
— Я люблю тебя, дорогая.
— Ты не в себе, — сказала Элинор.
Времени затягивать болты уже не оставалось. Том бросил тент в кузов, придавил его парой поленьев и развернулся, чтобы выехать на улицу. Он увидел, что Хейди загородила ему дорогу своей «короллой» и стояла рядом с машиной, глядя на него со смесью торжества и самодовольства. Толстозадая свинья. Подлая стерва. Его подмывало дать полный газ и с разгона врезаться в ее машину, но вместо этого он развернулся и, подмяв заросли ежевики, которые на мгновение закрыли ему обзор, выскочил на улицу. Там он опустил стекло и крикнул Хейди:
— Счастливо оставаться, старая сука!
— Исчадие ада! — ответила Хейди. — Тебе самое место в преисподней, вместе с твоим папашей!
IV
Заступница
15 ноября 1999 года
Одна из почитательниц Энн постучала в дверь фургона и вручила Кэролин стопку свежих газет, термос с чаем, пакет апельсинов, упаковку тайленола и четыре коробочки йогурта.
— Помолитесь за меня, Энн, — умоляюще сказала она, пытаясь заглянуть внутрь через плечо Кэролин. — Меня зовут Элизабет Хойнс, я всегда к вашим услугам.
— Она постарается, — заверила ее Кэролин. — А пока, прошу вас, идите с миром. Энн нужно побыть одной.
Но паломница замешкалась, и Кэролин увидела у нее за спиной целую толпу людей, которые окружили фургон, точно рок-н-ролльные фанаты. Заметив, что дверь приоткрыта, они начали наперебой выкрикивать свои просьбы, на все лады выражая свою любовь. «В крайнем случае можно будет отогнать их перцовым аэрозолем», — подумала Кэролин.
К счастью, вокруг фургона боевым порядком выстроились охранники-добровольцы. Накануне вечером их ряды пополнились новыми энтузиастами. Утром Кэролин бросилось в глаза, что туристский городок стал похож на лагерь беженцев: повсюду бродили сомнительного вида неумытые личности, судя по всему бездомные. Ее фургон напоминал грузовик с гуманитарной помощью Организации Объединенных Наций — с какой-нибудь соевой мукой для голодающих. Было уже десять утра, дождь прекратился, но, по-видимому, ненадолго, с ветвей капало, по небу плыли низкие серые облака. Гнетущая пелена, омрачая все вокруг, бросала тень на лица исполненных надежды паломников, делая их похожими на мрачных, промокших узников или колонию гниющих грибов. Чудаковатые странники, готовые терпеть лишения. Изможденные беженцы, спешащие навстречу ими же придуманному Богу. Или просто в никуда, как Кэролин, — разве что навстречу богу солнца, языческому властелину экваториальной зоны. Неприглядный облик туристского городка вызывал у Кэролин страстное желание поскорее оказаться в Сан-Лукасе. Там она будет спать голой, есть рис и фрукты, пить «Маргариту», вставать в девять утра и курить травку. Покупать лаймы и тоник и читать книги о путешествиях, лежа под пальмой. Последние четыре зимы ее девизом и мантрой было: «Все может подождать до завтра». А пока… пока завтрак и газеты, которые приносят лакеи.
— Прошу, помолитесь за меня, — повторила паломница. — Я надеюсь, вам понравится завтрак.
Кивнув с видом вдовствующей королевы, которая не ожидает иного обращения, Кэролин указала на случайно затесавшегося в толпу фотографа и сказала:
— Он должен подчиняться тем же правилам, что и остальные, пересекать черту нельзя.
Один из охранников тут же выступил вперед, схватил незадачливого фотографа за шиворот и, недолго думая, ударил кулаком прямо в объектив камеры. Кэролин окинула взглядом толпу просителей, ожидающих аудиенции, и, обращаясь к услужливой паломнице, промолвила:
— Будь добра, передай им, что сейчас Энн молится.
Паломница повернулась к толпе и объявила:
— Она молится! Соблюдайте терпение и спокойствие, и да хранит вас Господь!
— Спасибо, — сказала Кэролин, — пока всё.
Охранник закрыл за ней дверь фургона. Внутри, за задернутыми шторами, Кэролин могла расслабиться. Интерьер ее жилища изменился: она поставила свечи, повесила на зеркало заднего вида распятие, а на приборную доску положила Евангелие. Пока все складывалось наилучшим образом. Чай и утренние новости, вместо того чтобы искать под дождем грибы и влачить жалкое существование, едва сводя концы с концами. Интересно, не вызвало ли это у кого-нибудь желания позлословить? Кэролин
Энн села, подложив под голову подушку, и медленно открыла термос. Ночь она провела на раскладном диване у священника, а в восемь охранники увезли ее в туристский городок. Ее одежда была чистой, аллергию подавила двойная доза фенатола, однако лихорадка не прекращалась. К тому же ее смущала неподатливость отца Коллинза. Как заставить его увидеть Пресвятую Деву? Как сделать так, чтобы Дева Мария протянула ему руку? Утром на въезде в туристский городок Энн поджидали репортеры и операторы с камерами — их прислала телекомпания, выпускающая программу новостей. При виде представителей СМИ Энн помрачнела, но, заметив толпу просителей, которые скандировали ее имя и возносили хвалу Господу, склонила голову и сложила руки у подбородка. Из фургона немедленно появилась Кэролин и на глазах у всех заключила Энн в свои объятия.
— Провела ночь со своим священником? — шепотом спросила она. — Сейчас я прогоню репортеров, они настоящие стервятники, дай им палец — откусят руку.
Она проворно втолкнула Энн внутрь, захлопнула дверь и, как опытный представитель по связям с прессой, обернулась и с нажимом сказала:
— Сегодня утром никаких интервью, простите, больше никаких комментариев. К тому же нам хотелось бы определить границы территории, куда нет доступа представителям СМИ. Наши друзья обозначат этот участок флажками, чтобы репортеры нам не мешали.
В фургоне она с небрежным изяществом очистила апельсин и снова уткнулась в газету.
— Эй, — воскликнула она, — смотри-ка! Здесь цитируют мои слова: «Грир, которая называет себя ученицей духовидицы, сказала, что, по ее оценке, в воскресенье количество паломников составляло около двух тысяч, а сегодня их, по всей вероятности, станет еще больше, что вызовет „соответствующий рост нагрузки на местные инфраструктуры“». Видишь, теперь я стала кем-то вроде твоего пресс-секретаря. Судя по тому, что пишут в газетах.
— Ты понимаешь, что значит быть учеником?
— Я должна верить всему, что ты несешь?
Энн не ответила. Она налила себе чаю.
— Быть твоей помощницей, — сказала Кэролин, — распространяющей твое учение. Преданной последовательницей святой Энн из Норт-Форка. Хочешь половинку апельсина?
— Нет, спасибо.
— Но тебе полезно. В нем много витамина С.
— Святой Энн?
— Это плохая шутка. Извини. Тебе нужно принять тайленол, таблетки три. Если ты уже не проглотила парочку утром, после того как переспала со своим священником.