Богоявленское. Том 2. Смута
Шрифт:
– Вы слыхали, ротмистр, Самсонов застрелился! Мартос, Клюев в плену! – говорили офицеры. – Структура армий постоянно меняется, неопределенность в подчинении отдельных соединений! Бардак! Повсюду бардак! Как же так можно воевать?!
Но, что сейчас могли изменить эти слова? И штабом армии было принято решение использовать части гвардейской кавалерии для наведения порядка. Два эскадрона лейб-гвардии Конного полка направились в район Мариамполя. Одним из них стал эскадрон Алексея Валерьевича.
Получив приказ штаба армии в гарнизонном собрании, Алексею Валерьевичу требовалось сделать по нему необходимые
А вызвана такая любовь была тем, что уже за первые шесть лет правления Императора Николая II Александровича тяжёлая промышленность империи выросла вдвое, ведущая отрасль – машиностроение, за семь лет увеличила объемы вдвое. Завод Сормово под Нижним Новгородом за две недели выпускал пароход, за два дня паровоз, за один день двенадцать товарных вагонов. За то, что население империи выросло до 130 миллионов человек, что вплоть до начала этой войны Николаевский золотой червонец являлся самой твердой валютой в мире. А, что будет теперь? Что станет с промышленностью, перешедшей на военные рельсы, с экономикой, с людьми? Сколько из них останется жить, да ещё, если усмирять их будут свои же солдаты и офицеры? Но приказ был получен и Алексей Валерьевич, пользуясь своим авторитетом и решительностью, быстро сумел установить порядок в тылах Двадцатого корпуса.
Но главным, во всей этой круговерти фронтовой жизни, для Алексея Валерьевича оставалось одно – чтобы не происходило, какие бы приказы не были отданы ему, и в мирное время не оставляющему времени для своих личных дел, никто не мог забрать у него той минуты, когда едва закрыв глаза перед сном, он видел образ своей Ксенюшки. Той Ксенюшки, которую впервые увидел в Богоявленском, милую, застенчивую с бездонными серыми глазами и доброй улыбкой. Ради этой улыбки он готов был всё вынести и всё вытерпеть. Никакие невзгоды и никакие лишения не могли испугать Алексея Валерьевича, только бы знать, что любимая Ксенюшка ждёт его и где-то улыбается.
Глава 11.
Лето 1914 года заканчивалось, и стоявшая на пороге осень окутала Богоявленское туманом и дождём, мелким-мелким, как мокрая пыль. «Аглицкий» парк Сенявиных одевшийся в пышное разноцветное одеяние, неторопливо сбрасывал свои одежды на скамейки, пруд и липовую аллею, по которой гуляла Натали.
Она вышла к берегу Дона. Вокруг было так тихо, что только тёмные воды величественной реки напоминали о грохочущей где-то войне и гибели людей. Натали представила что там, где стрельба и пушечные залпы, её отец рискует жизнью, защищая их любимую страну – Россию. И желая прогнать страшные картинки боевых действий виденные в журналах, она размечталась, как кончится война, как заживут тогда все они весело и счастливо. И горе никогда не постигнет их семьи, Сенявиных и Нейгон.
– Вы совсем не боитесь дождя? – прервал мечтания Натали незнакомый голос.
Обернувшись, она увидела перед собой Игнатова Игоря.
– Я люблю дождь, – улыбнулась Натали, и на щеках её заиграл едва заметный румянец. – Порой мне кажется, что
– В Петербурге часто идут дожди, – задумчиво произнес Игнатов.
– Откуда вам известно, что я родилась в Петербурге?
– В Богоявленском слухи распространяются быстро. И то, что в семье Сенявиных уже месяц живут жена и дочь полковника Нейгона давно не тайна.
– Да-да, всё верно, – снова застенчиво улыбнулась Натали.
– А когда родился я, была стужа и мела метель. У нас в Иркутске зимы холодные и снежные.
– Вы из Иркутска? Ах, голубчик, если бы вы знали, сколько книг я прочла о Сибири и, как бы я хотела побывать там. Расскажите мне, пожалуйста, об Иркутске, ведь рассказ из первых уст это совсем иное, нежели книги.
– Расскажу. Обязательно расскажу, но не сейчас. Мне нужно идти. Хотите, я провожу вас до усадьбы?
– Нет-нет, я буду ещё гулять.
– Тогда прощайте, – Игорь ушёл, забирая с собой розовый аромат её духов.
– До свидания, – помахала Игнатову в след Натали.
Домой она вернулась в самом лучшем расположении духа. С радостной улыбкой Натали подсела за стол к матери и Ольге Андреевне, и, прервав их чаепитие, принялась с восторгом рассказывать о своей встрече.
– Кто бы это мог быть? – удивилась Ольга Андреевна. – В Богоявленском никогда не было сибиряков.
– Ах, как жаль, что он не представился, – не сдержала своего огорчения Натали. – Но я уже видела его однажды, возле дома Фаруха.
– Уж не проходимец ли это Игнатов? – всплеснула руками Ольга Андреевна.
– Отчего же проходимец? – удивилась Натали.
– Если б вы только знали, милая Марта, как он мне не нравится, – не обращая внимания на Натали, сказала Ольга Андреевна. – Он то исчезнет куда-то, то появится вновь. То батраком к кому-нибудь наймётся, а то снова целыми днями на скамейке у Фаруха просиживает. Откуда он только взялся в нашем Богоявленском? Кто он такой?
– Неужели у нас в имении ещё находятся те, кто этого не понимает, – отозвалась сидящая рядом, за вышивкой, Вера.
Как всегда роскошная, она высокомерно взглянула из-под чёрных, высокой дугой изогнутых бровей, на мать и Натали, и демонстративно громко вздохнула.
После встречи с Митькой, она снова превратилась в ту прежнюю Веру, которую даже домочадцы стали забывать, надменную, самоуверенную и коварную, холодную княжну. И не дав матери высказаться относительно своих догадок, она отложила свою работу и протянула Натали взятую со стола газету «Биржевые новости», вышедшую экстренным выпуском.
– Прочти, – почти приказала Вера Натали. – Тебе это должно быть интересно.
Натали начала читать газету бодрым голосом, но закончила понуро.
– «Мы легли спать в Петербурге, а проснулись в Петрограде». Неужели антигерманские настроения настолько велики, что Государь переименовал Санкт-Петербург в Петроград? – грустно спросила она.
– Да, – холодно цокнула языком красавица Вера. – Поэтому впредь хорошенько подумай, прежде чем заговорить с незнакомцем.
– Я полагаю, Вера права, – поддержала Марта, ласково погладив дочь по голове.
Печально уставившись в окно, Натали опустила голову на ладони. Приподнятое настроение вмиг исчезло. А Ольга Андреевна и Марта, не обращая на неё внимания, придались воспоминаниям: