Бои местного значения
Шрифт:
– Не прибедняйтесь, Иван Афанасьевич. И шкура у вас хоть куда.
– Хоть на стену, хоть на пол, – грустно сострил Буданцев.
– Плохое у вас сегодня настроение, комбриг (неизвестно для чего Лихарев назвал Буданцева армейским, а не милицейским званием), пессимистическое. А вы наплюйте. Той подписи, что видели, стоит верить. Мелким обманом мы не занимаемся. Не по чину. Да и другого выхода у вас все равно нет. А польза? Может быть польза от сотрудничества с нами. Что я лично должен сделать, чтобы вы мне поверили? Есть у вас какое-нибудь большое желание, в принципе исполнимое,
«Есть, как не быть, – подумал Буданцев, – но ведь… Да, чем черт не шутит, а вдруг да и не врет красавчик? Выбора все равно нет, так хоть позабавиться?»
И сказал небрежно, словно мизер объявляя, на двенадцати картах не ловленный:
– Ну, разве что… Хуже горькой редьки надоела мне моя коммуналка. Народец подобрался скверный, до работы далеко, по полчаса трамваями тилипаюсь каждый день, а уж поганее всего – в клозет, бывает, припрет, а там заперто и, упаси Бог, – очередь собралась.
Представляете, каково это – с ромбами в петлицах, на глазах дюжины мужиков и баб перед запертой дверью приплясывать? Хоть парашу ставь в комнате, право слово. Не говорю уже про авторитет Советской власти и ее соответствующих органов.
– Господи, всего-то? – Лихарев искренне удивился. Разве что руками не всплеснул, как актриса в театре Станиславского. – Работайте спокойно, Иван Афанасьевич. А мы постараемся помочь вашему горю. Безобразие, конечно, иных слов и не подберешь. Вы не женаты?
– Пока не собрался…
– Тогда двухкомнатной вам, наверное, хватит? Трехкомнатная, конечно, лучше, но это сложнее искать. А место? Ах, да, к работе поближе.
Одним словом, заказ принят. Ну, не смею вас больше задерживать, вон Антонюк уже приплясывать начал, портянки небось не носит, пижон, на тонкие носки сапоги натягивает и все в фуражечке форс давит. Подержать бы его так с полчасика.
В общем, вы идите, а я здесь обожду. Не нужно, чтобы нас вместе видели. А осмотр места происшествия закончите, версии отработаете – сразу и позвоните. Прямо оттуда. Поделитесь первыми впечатлениями и ближайшими планами.
Действительно, пока они вели свой увлекательный разговор, синий «Паккард» уже стоял у порога, подъехав даже чуть раньше назначенного времени, и порученец Шадрина ждал запаздывающего сыщика на улице, постукивая ногой о ногу и демонстративно часто поглядывая на часы.
Глава 16
Лихарев отнюдь не блефовал и не лицемерил, обещая Буданцеву решить его личную проблему. При том, что в столице свирепствовал жилищный кризис и на среднестатистического москвича приходилось едва ли больше, чем 5 квадратных метров по преимуществу коммунальной площади, квартир в ней было в достатке. Весь вопрос – каких и для кого. Тем, кому нужно, – давали немедленно, не раздумывая о таких глупостях, как очередь или санитарные нормы.
Валентин и сам мог бы позвонить куда следует и решить этот вопрос со всей возможной быстротой, но лишний раз привлекать внимание к своей персоне, давать искушенным в византийских интригах людям еще один повод для размышлений о том, кто же есть
Поэтому он заехал в Кремль, где, как он точно знал, Сталина еще не было, а Поскребышев находился на своем обычном месте, которое покидал едва ли больше чем на два-три часа в сутки.
– Приветствую вас, Александр Николаевич, – сказал Лихарев, обычным образом улыбаясь, радушно и, как многим казалось, глуповато.
Поскребышев, низкорослый, но весьма широкоплечий, сутуловатый и большеголовый, с тяжелой челюстью и крючковатым носом человек, бессменный, с двадцать шестого года начальник личного секретариата Вождя, взглянул на румяного, с мороза, Валентина близко посаженными круглыми глазами.
Лихарева всегда забавлял его облик: от слегка косолапых ног и до щеточки серовато-рыжих усов Поскребышев напоминал питекантропа, а выше – филина. И голос у него был басовито-хриплый, если бы еще научился Александр Николаевич ухать соответствующим образом – сходство с загадочной ночной птицей получилось бы полное.
Но отношения у них сложились самые теплые, если это определение вообще подходит для двух наиболее приближенных к «государю» царедворцев.
Валентин всячески демонстрировал Поскребышеву свое уважение и даже почтение к его опыту, работоспособности, умению верховым чутьем улавливать малейшие изменения в настроениях Хозяина. А тот, в свою очередь, как бы даже слегка покровительствовал Лихареву, который формально находился у него в подчинении, хотя, разумеется, никаких приказаний и распоряжений, исходящих от себя лично, отдавать ему не мог. Так и жили.
– Что у тебя? – отрывисто спросил Поскребышев, продолжая перелистывать бумаги в одной из разложенных перед ним папок «К докладу».
– Просьбишка имеется. Нужно сейчас позвонить в Моссовет, лучше всего – самому Николке. Пусть сегодня же найдет хорошую двухкомнатную квартирку в пределах Бульварного кольца. Он мужик понятливый и трусливый к тому же, исполнит в лучшем виде. Я бы и сам мог, но у тебя лучше выйдет. Магарыч за мной, как водится.
– А что за спешка – непременно сегодня? Как-то странно даже. Квартира – такое дело, сразу, бывает, и не найдешь. Да и жилец твой будущий недельку потерпеть не может? Оно бы даже и лучше – потянуть немного, чтоб прочувствовал.
– Если бы можно – стал бы я настаивать? Тут вся штука, чтобы вот именно в восемнадцать ноль-ноль я мог крайне нужному «пациенту» жилплощадь предоставить.
В разговоре между собой они широко использовали клички, часто и неприличные, присвоенные людям, портреты которых радостный народ таскал на демонстрациях и за косвенно даже непочтительное высказывание в чей адрес можно было загреметь по полной программе.
Как, например, пошел в тюрьму по статье «терроризм» сельский кузнец, который в ответ на вопрос: «Слыхал, Андреич, Кирова убили?» – ответил простодушно: «Ну и хер с ним», совершенно не сообразив, что речь идет о партийном вожде, а не о мужике из соседнего села.