Бои младенцев
Шрифт:
Они избили Райана. Дереку пришлось наложить швы на стержень. Избиение было не таким уж сильным. Лучше, чем швы на члене.
Вскоре после этого Райан бросил учёбу. Его художественные способности были в лучшем случае жалкими. Другие ученики в его классе болтали всякую чушь за его спиной. Как только стало известно, что его родители подкупили школу, чтобы зачислить его, они разозлились.
Райан фантазировал о создании произведений искусства из крови своих врагов. В его воображении он был Пикассо, рисующим абстрактные картины красным цветом, используя кусочки плоти и верёвки кишок, чтобы придать произведениям искусства объёмность. Или, может быть, он мог бы создать одно из тех простых,
Когда Райан вернулся в Сан-Диего, он был другим человеком. Его художественный вкус испортился и совершенно извратился. Он знал, что разочаровал своих родителей, и ему было всё равно. Им было слишком сложно продолжать спорить с ним о его будущем, поэтому в конце концов они уступили и позволили ему жить в гостевом доме, хотя бoльшую часть времени он проводил у Утёнка.
Когда Райану становилось грустно, он подходил к бассейну и смотрел на свои работы. Гениальность не всегда оценивалась сразу, а иногда и при жизни творца. Многие гениальные художники умерли в нищете. Райан не умрёт в бедности, учитывая, что он вырос из денег, но вполне вероятно, что он умрёт до того, как его гений будет признан.
Закрыв глаза, Райан вздрогнул. Иногда у него возникало ощущение дежавю, которое накатывало на него лавиной эмоций, и в этот момент он видел вещи такими, какие они есть на самом деле. В этот момент, в эту долю секунды он пожалел себя, как будто его совесть застряла где-то в его разуме, постукивая по складкам его мозга, требуя внимания. Всего лишь проблеск здравого смысла, ублюдочное воспоминание о добре и зле.
Райан вышел из домика у бассейна, чтобы собраться. Позже будет бой, и он должен был быть готов.
Если всё пойдёт так, как он надеялся, сегодня ночью он будет творить.
7
Перед третьим ребёнком Мэдисон хотелось кричать.
Кормление Хантера иногда вызывало у неё боль в груди, особенно когда он был голоден и нетерпелив. Младенцы, которых приносили эти мужчины, казалось, не ели несколько дней. Это было по три раза подряд, и казалось, что соски Мэдисон вот-вот отвалятся. Один из них грыз её сосок, как будто у него режутся зубы. Её тело напряглось и задрожало от боли, но ей удавалось оставаться словно в наркотическом опьянении, несмотря на слёзы, которые выдавливались из её вялых глаз.
В промежутках между визитами она работала над движением рук достаточно, чтобы массировать ноющую грудь. Это была небольшая передышка, но она приветствовалась не только из-за облегчения, но и по другим причинам. Когда лекарства, которые ей вводили, прошли, она начала чувствовать боль в теле из-за скрюченного положения, в котором она лежала. Мэдисон вывернулась в максимально удобное положение, но как только движения послышались у двери, она обмякла.
В последние два визита был только один мужчина, бородатый и со странной сигаретой, вечно свисающей у него из пасти, но так и не зажжённой. Он, должно быть, был одним из тех людей, которые бросили курить, но настаивали на том, чтобы носить с собой сигарету для комфорта. Мэдисон наблюдала за ним сквозь щёлочки век, имитируя взгляд человека, глубоко погрузившегося в агонию наркотического опьянения. Он внимательно изучил её, как будто пытаясь решить, стоит ли ему сделать ещё один укол морфия или окси или чего-то ещё. Мэдисон не была актрисой, но надеялась, что её игра сработает. Она полагала, что у некоторых людей очень
Третий ребёнок был намного мягче, чем два предыдущих, но форма, в которой он был, почти заставила Мэдисон вскрикнуть. Его голова была бесформенной с рубцами и шишками, а также усеяна синяками, которые варьировались от тёмно-фиолетового до бледно-зелёного. Один глаз ребёнка был опухшим, закрытым и из него сочился гной, но другой смотрел на неё, когда ел, весь красный с лопнувшими капиллярами. Его тело представляло собой карту заживающих ран, порезов и ссадин. Особенно неприятная рана сбоку на его щеке была опухшей и красной и отчаянно нуждалась в швах.
Пока он кормился, Мэдисон смотрела, как Ченс затягивается незажжённой сигаретой, чтобы отвлечь свои мысли от состояния ребёнка. Она заметила, что на фильтре красная помада. Она чуть не съёжилась от этого зрелища, но сохранила дурацкое самообладание. Что-то в красной помаде вызывало у неё отвращение, словно он нашёл сигарету на земле, брошенную какой-то случайной женщиной.
Чем больше Мэдисон думала об этом, тем больше ей было интересно, что за дело с сигаретой.
Ченс посмотрел на неё сверху вниз. Она могла сказать, что его глаза смотрели сквозь неё, как будто воображая что-то другое. Мэдисон не понравился этот взгляд. Она никогда не подвергалась сексуальному насилию, но почему-то подумала, что это взгляд человека, который думает об очень плохих вещах. Он чуть наклонил голову, эта противная сигарета свисала изо рта, ровно настолько, чтобы была видна красная помада.
Мэдисон надеялась и молилась, чтобы малыш закончил есть и начал плакать, тогда Ченсу придётся вынести его из комнаты, и она обретёт покой. Он был там трижды, и с каждым разом становился всё более жутким, особенно этот пустой взгляд. Что-то серьёзно было не так с этим парнем.
Он вынул сигарету и осмотрел её, как будто у него было какое-то странное прозрение. Затем он протянул руку с сигаретой и поднёс сигарету к губам Мэдисон, зажав её между ними, пока она не осталась на месте.
Внутри она кричала, но не могла показать этого даже в глазах. Если он увидит хоть малейшее её движение, он снова накачает её наркотиками.
Ченс смотрел на неё, открыв рот сквозь отрощенную спутанную бороду.
Сигарета была мокрой на конце, отчего у Мэдисон возникло ощущение, что её долго держали во рту. Но что-то ещё было в этом странное. Сигарета была неправильной. Она никогда не была курильщицей, но несколько раз курила в старшей школе с друзьями. Фильтр показался неправильным. Как будто сигарета была заключена во что-то. Воск или смола или что-то в этом роде. Это выглядело так реально, но она была убеждена, что Ченс таскал фальшивую сигарету. С красной помадой на конце.
«Какой же чёртов псих».
Когда ребёнок стал беспокойным, Ченс выхватил сигарету изо рта Мэдисон, а затем сделал то же самое с ребёнком. Она не могла больше выносить ни избитого младенца, ни этой проклятой сигареты. Когда он ушёл, она сидела в тёмной комнате и плакала.
Ченс издевался над ней. В следующий раз ей придётся сделать первый ход, иначе он будет тем, кто это сделает, а она не хотела этого, каким бы ни был его следующий ход.
8
Ченс закрыл дверь, крепко сжав губами сигарету Дженни. Он закрыл глаза и вздрогнул, когда пара слезинок протиснулась сквозь его сжатые веки и скатилась по щекам в бороду. Он прижимал ребёнка к груди, как отец, каким-то образом находя утешение в тепле его маленького тельца. Утёнок назвал этого Золтаром. Ченс не мог найти отсылки.