Боксер 3: назад в СССР
Шрифт:
Денис нехотя отпустил меня, напоследок просверлив ненавидящим взглядом и беззвучно прошептав одними губами «Ты попал, козел!». Я, в свою очередь, так же нехотя разжал кулаки. А Сеня быстро сделал пару шагов к нам, встав таким образом, чтобы заслонить от тренерского взора тумбочку с водкой и стаканами. Хотя, как мне кажется, смысла в этом было маловато: Антон Сергеевич уже разглядел все, что ему было нужно, да и повадки этого Бабушкина вкупе с характерным духом спиртного все равно не оставляли никаких сомнений в том, по каким причинам он мог задержаться в своей комнате.
—
Он явно старался говорить почётче, преувеличенно шевеля крупными губами, чтобы скрыть своё состояние подшофе.
— Да? — с подозрением переспросил Антон Сергеевич и обратился ко мне: — Говори честно: он тебя не обижал?
— Нет, — твердо ответил я.
Наши выяснения отношений с Бабушкиным и так, и так, на этом не закончатся. Но прятаться за чью-то — в данном случае тренерскую — спину было не в моих правилах. К тому же это все равно только усугубило бы противостояние.
— Вы смотрите, тут у нас есть такие персонажи, — тренер со значением кивнул на Дениса, — им время от времени отрезвин прописывать надо! Так что если начнет выступать — сразу говорите, не стесняйтесь. Я ему быстро напомню, где он находится и на каких правах.
— Мы просто знакомились и показывали друг другу, кто какими приемами владеет, — не моргнув глазом повторил я.
Денис приподнял свои прямые брови, но всё-таки быстро сообразил, что вру я, в общем-то, в его пользу.
— Ну смотри, — Антон Сергеевич с сомнением взглянул на меня, — я предупредил, если что.
— Тренер, — вдруг затянул Денис мученическим голосом, — вы, наверное, все-таки были правы.
— В чем это? — подозрительно спросил Антон Сергеевич. — Опять помираешь? Аппендицит? Мигрень? Понос? Запор? Что там у тебя еще, я весь список сейчас не вспомню?
— Что-то у меня и вправду живот болит, — Бабушкин скорчил страдающую физиономию и лег на кровать, схватившись крупными руками с длинными пальцами за бока. — Я не знаю, что, но режет так, что не повернуться. Наверное, съел что-то не то за обедом…
— А-а, — усмехнулся тренер. — Ну да, ну да, кто бы сомневался. Аллергия у тебя, наверное, на чай из нашей столовой. Организм к другим напиткам привык, теперь протестует.
Антон Сергеевич, конечно, не только сейчас бутылку водки углядел, но и вообще давно повадки воспитанника знал.
— Нет, ну у меня правда живот болит! — воскликнул Денис тоном кристально честного человека, оскорбленного недоверием. — Как я могу ехать, если даже встать больно? Я сейчас никуда не поеду, лучше отлежусь. Но вы не подумайте — вечером на тренировку я как штык!
Так самозабвенно врал, что даже забыл — тренер только что своими глазами видел, как он не только сам стоял, но и меня к стенке припёр.
— Ох, ты допрыгаешься, Денис, — вздохнул Антон Сергеевич. — У нас на носу соревнования, между прочим. И на тебя рассчитывают, как ты знаешь.
— Да я оправдаю, Антон Сергеевич! Ой! Ой-ой-ой, — Денис приподнялся на локте в ложном порыве энтузиазма и для убедительности тут же сморщился как бы от боли. — Ну вот,
— Ну-ну, — скептически хмыкнул тренер. — Ладно, молодежь, пошли, там все уже отправляются, только вас и ждем!
Антон Сергеевич пропустил нас вперед себя — то ли чтобы уберечь нас от каких-нибудь сюрпризов Бабушкина, то ли просто не хотел лишний раз терять молодняк из виду. Проходя коридорами здания, мы пытались расспросить его о подробностях предстоящей рыбалки. В конце концов, мой отец (тот, из первой жизни) был заядлым рыбаком, и, хоть я и не очень-то разделял его увлечение, все-таки что-то в этом деле понимал. Избалованному изобилием магазинов будущего, мне не терпелось узнать, какие снасти в ходу в Москве второй половины семидесятых.
Ну а кроме того, было очень интересно, кого, собственно, мы собрались здесь ловить. Поскольку жизнь динамовцев была подчинена жесткой дисциплине, об отмене вечерней тренировки и ужина, как и о переносе отбоя, не могло идти и речи. Значит, рыбачить мы будем где-то неподалеку, то есть не выезжая из города. Какая же рыба водится нынче в столичных водоемах?
Но Антон Сергеевич хранил партизанское молчание и только изредка загадочно усмехался, поглядывая на нас с заговорщицким видом. «Понятно», — подумал я про себя. — «Об этом мне тоже предстоит узнавать самостоятельно. Ну и ладно. В этой новой-старой жизни мне до стольких вещей приходится добираться наугад, что уж отсутствие подробных сведений о рыбной фауне я как-нибудь переживу».
Мы с тренером спустились ко входу, где нас ожидал сюрприз. Оказалось, что мы должны были ехать не на метро или автобусах, а на велосипедах! Красивые блестящие велики поджидали нас с Сеней, прислоненные к входной двери.
— О! Велик! Здорово как! — обрадовался Сеня и тут же оседлал свой транспорт.
Тут я не удивился: он был единственным, у кого в лагере был свой велосипед, и он, не упуская такого шанса, упражнялся в езде чуть ли не целыми днями. Прерывался он разве что на общие мероприятия и посещение столовой. Поэтому сейчас Сеня ездил гораздо проворнее меня. Ну да ничего, какие наши годы, наверстаем! В том, что я нагоню его в области веломастерства, у меня не было ни малейших сомнений: кататься на велосипеде я всегда очень любил и делал это при любой возможности. Так что в этом вопросе мне, как говорится, только волю дай.
— Ну что, Сеня, айда наперегонки? — решил я сразу бросить ему вызов.
Но чуткое ухо Антона Сергеевича тут же уловило мое предложение.
— Никаких «наперегонки»! — решительно пресек он все поползновения. — Поедем друг за другом так, как я сейчас вас выстрою! Никаких гонок и соревнований, не говоря уже об отклонениях от маршрута. Я должен быть уверен, что по прибытии на место все мы окажемся рядом друг с другом, и что мне не придется собирать половину коллектива по всей Москве.
— Ну вот, Сень, тебе повезло, — сказал я. — А то пришлось бы тебе уступить свое звание чемпиона по велосипедной езде.