Боксер-7: назад в СССР
Шрифт:
И на последних секундах раунда я провёл ту самую идеальную комбинацию, к которой шёл через сотни часов тренировок. Левый джеб, чёткий и резкий, застал соперника врасплох, его голова резко дёрнулась назад, открывая дорогу моему правому прямому. Правый догнал его уже в движении, заставив немца пошатнуться и открыть корпус. Точный апперкот под рёбра выбил из него дыхание, а завершающий левый боковой стал финальной точкой в этой безупречной серии ударов, отработанных мной до автоматизма.
Прозвучал гонг, сигнализирующий конец боя, и мы, тяжело дыша, замерли друг напротив
Мы вышли на середину, где рефери взял нас за руки, внимательно смотря в сторону судейского столика. Наступила короткая, но мучительно долгая пауза, после которой рефери поднял мне руку:
— Победу одерживает представитель сборной Советского Союза!
Я сошёл с ринга под гром аплодисментов и сразу поймал взгляд отца на трибунах, он сидел молча и, казалось, не проявлял эмоций, но на мгновение в его глазах сверкнула гордость. Тренеры и друзья окружили меня, кто-то обнимал, кто-то кричал поздравления, но я уже смотрел вперёд, мысленно готовясь к следующему бою. Теперь оставался лишь один бой, решающий, самый главный — финал против кубинского боксёра, которого все считали непобедимым.
Отойдя от ринга, я оказался лицом к лицу с журналистами, которые уже поджидали меня возле выхода. Я не успел даже снять перчатки, как вспышки фотокамер ослепили глаза, а со всех сторон посыпались вопросы. Репортёры напоминали стаю голодных птиц, стремящихся первыми выхватить лакомый кусок сенсации, вырвать слова, которые можно будет поставить в громкий заголовок. Я вытер полотенцем вспотевшее лицо и постарался собраться, зная, что сейчас придётся отвечать так, чтобы не оставить шанса для кривотолков.
— Михаил, каковы ваши эмоции после выхода в финал? — крикнул кто-то слева, перекрывая шум остальных голосов и привлекая моё внимание.
— Как оцениваете своего соперника из ГДР? Он был сложным противником? — тут же последовал вопрос справа, и я невольно повернул голову, ища источник голоса.
— Готовы ли вы к бою с кубинцем, который выглядит просто непобедимым? — спросила молодая журналистка, протягивая ко мне микрофон с ярким логотипом спортивного канала.
Я глубоко вдохнул и выдержал короткую паузу, глядя в объективы камер и на лица репортёров, собравшихся вокруг меня плотным кольцом. Они ждали, ожидая от меня громких и запоминающихся фраз, эмоций, может быть, самоуверенности. Но я решил говорить спокойно и честно, не пытаясь выглядеть тем, кем не являюсь.
— Эмоции, конечно, положительные, — ответил я уверенно, но без излишнего пафоса, стараясь подбирать слова чётко и спокойно. — Полуфинал — важный этап, но настоящий бой ещё впереди, и расслабляться рано.
— Вы уверены в своей победе в финале? — вопрос прозвучал громче остальных, и репортёры замерли, ожидая моего ответа.
Я улыбнулся уголком губ, поймав взгляд Семёныча, стоявшего чуть поодаль за спинами журналистов. Тренер молчал, скрестив руки на груди, его лицо было каменно-спокойным, но я чувствовал, что он ловит каждое моё слово и каждый оттенок интонации. В его взгляде
— На ринге не бывает уверенности, — спокойно произнёс я, обращаясь больше даже не к репортёрам, а к самому себе. — Есть только работа, подготовка и тактика. Всё решают секунды и те решения, которые мы принимаем в бою. Кто примет верное решение в решающий момент, тот и выиграет.
— Кубинец кажется непобедимым. Что можете сказать о нём? — снова прозвучал вопрос, и я почувствовал, как внимание репортёров ещё больше сфокусировалось на мне, словно они пытались поймать любой оттенок эмоций на моём лице.
Я лишь пожал плечами, не выдавая внутреннего волнения, хотя вопрос задел глубоко, заставив вспомнить бойца, с которым мне завтра предстоит выйти на ринг. Кубинец действительно выглядел машиной, идеальным бойцом, которого пока никто не смог сломать. И моя победа над ним на чемпионате мира была на тоненького.
— Все непобедимые когда-то падали, — тихо, но твёрдо сказал я. — Вопрос не в том, можно ли его победить. Вопрос лишь в том, когда и как именно это случится.
Репортёры зашумели, обмениваясь взглядами и быстро записывая мои слова, и лишь один журналист, чуть старше остальных, поднял руку и задал свой вопрос, звучавший гораздо серьёзнее других:
— Последний вопрос, Михаил. Что для вас важнее — само золото Олимпиады или факт того, что вы уже в финале?
Я замолчал, ощущая, как вдруг перед глазами промелькнули кадры всей моей жизни. Я вспомнил первые тренировки в зале, болезненную усталость после каждой из них, запах зала и глухой звук удара перчаток о тяжёлые мешки. Вспомнил Семеныча, молча стоявшего в углу и внимательно наблюдавшего за моими движениями. Всё это всплыло разом и смешалось в одно твёрдое чувство.
— Я сюда приехал не за выходом в финал, — коротко ответил я, и в моём голосе было столько же спокойствия, сколько и решимости.
Больше я не стал говорить ни слова, отвернувшись от журналистов и направившись обратно в раздевалку. Я чувствовал, как в груди медленно нарастает знакомое напряжение перед грядущей битвой.
Вернувшись в Олимпийскую деревню, я ощутил, что напряжение после полуфинала не исчезло, а лишь усилилось. Атмосфера предстоящего финала сдавливала грудь тугой пружиной, и казалось, это ощущали все вокруг. Здесь, среди спортсменов, всё замерло в особенном ожидании, словно воздух был наэлектризован предчувствием завтрашнего дня.
Зайдя в номер, я увидел Семёныча, спокойно сидевшего за столом с кружкой чая в руках и задумчиво глядевшего в одну точку. Было ясно, что мыслями он уже на ринге, прокручивая возможные тактики и сценарии боя с кубинцем. Я сел рядом, молча расстёгивая бинты на руках, чувствуя, как каждая мышца отзывается болью и усталостью, но эта боль была сейчас необходима и даже приятна, она напоминала, что бой был настоящим и что я выстоял.
— Думаешь, он изменит тактику по сравнению с нашим прошлым боем? — спросил я негромко, глядя на тренера и мысленно примеряя к завтрашнему бою различные комбинации и контрдействия.