Боксер: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович

— Здрасьте.

— Решил цветочки пополивать?

Понятно, таки увидел, что я растоптал саженцы…

— Извините, случайно наступил. Они же вырастут?

— Да нечего извиняться, пацан. Я сам тебя пригласил, но не думал, что так скоро придешь.

Тренер оттолкнулся от проема и подошел ко мне.

— Раньше на скоростной груше приходилось работать?

— Не-а, я ж шахматист, — заверил я, утирая пот со лба.

Тренер кивнул.

— Встань в правостороннюю стойку.

Я послушался.

— Вот смотри.

Когда стоишь в правосторонней стойке, чуть выше поднимай руку. У тебя не получается, потому что правая висит, на удар затрачивается больше времени, и ты не можешь поймать ритм.

Он поправил мой кулак, наглядно показывая, что имеет в виду.

— Ну-ка, сейчас попробуй.

Я повторил комбинацию, и на этот раз удар пришелся в цель, причем с запасом. Я хоть и был тренером, но увы, не мог видеть собственную работу со стороны, вот и выходили такие школьные ошибки. Поэтому подсказку с удовольствием принял.

— Может, в зал лучше придете, раз так неймётся? — тренер похлопал меня по плечу.

— В зал? Э…

Как говорится, я понял, что он понял. В смысле, догадался, с чего это я торчу здесь. Не меняя спокойного тона, он пояснил:

— Вы же с ребятами собрались морды друг другу бить. Будет лучше, если вы сделаете это здесь, в перчатках и по правилам.

Идти в несознанку я не стал.

— Не думаю. Это вообще-то принципиальный момент, — прямо сказал я.

Тренер только пожал плечами. Само по себе его предложение было неплохим. Я сам так решал конфликты между воспитанниками. В том числе, последний… но сейчас точно нет. Никакого зала. На улице нет ринга, и мне будет гораздо проще выбить Леву из привычной среды.

— Все с вами ясно. Перчатки хоть наденете?

— Если вы дадите, не откажусь. У меня из инвентаря только шахматная доска, — улыбнулся я.

— Дам, вот эти и забирай, только с возвратом. И еще, — он заглянул в тренерскую и через минутку вышел оттуда с новенькой капой в руках.

— Возьми, шахматист, пригодится.

Я принял капу с благодарностью.

— А вообще, Миш, ты хоть парень духовитый, но береги голову смолоду. Пацаны вряд ли туда придут, чтобы тебя пожалеть. Так?

Глава 11

В палате я оказался за пятнадцать минут окончания тихого часа. На цыпочках прокрался к своей кровати, там обнаружил, что мое отсутствие осталось незамеченным. По крайней мере, постель была ровно в том виде, в котором я ее оставил, никто её не разворошил, ну, тем лучше — не придется оправдываться. Хотя легенду на такой случай я благоразумно припас.

На удивление, ребята все спали, скорее всего, вымотались в первый полноценный день. Ну или, в отличие от отдыхающих в обычном лагере, прекрасно знали, что поспать между спортивными «подвигами» никогда не помешает.

Я сбросил с себя одежду, нырнул под одеяло. Теперь сделаю вид, что все

это время проспал вместе с остальными, хотя сна, естественно, ни в одном глазу. Положа руку на сердце, у меня ощущался легкий мандраж перед предстоящими событиями. Тело охотно передавало «привет» и еще не было должным образом настроено. Но, как говорится, что для русского хорошо, то для марсианина смерть. Мандраж являлся важной составной частью психологической подготовки боксера. Сумеешь сделать мандраж, в основе которого стоит страх, своим союзником — и половина дела считай сделана.

Я улегся на кровать, повернулся на бок, но не успел закрыть глаза — с соседней кровати, точно также лежа на боку, на меня смотрел Шмель.

Вот ведь шпион!

— Миха, где тебя хрен носит? — зашептал он.

Не скажу, что я не доверял Шмелю, но пускаться в пространные объяснения (которые обязательно последуют, если хоть упомяну, что ходил в зал) желания не было. Поэтому я озвучил заготовленную на такой случай фразу.

— Ты чего не спишь? Живот скрутило.

Шмель переварил информацию и выпучил глаза.

— Ого, полтора часа?

— Что-то вроде того.

Я дал понять, что не настроен попусту чесать языком. Но Шмель не собирался отступать просто так…

— Ты черную руку видел?

— Кого? — буркнул я раздраженно.

— Видел, значит… — Шмель затаил дыхание и натянул по самые уши одеяло. — Пацаны говорят, что ночью она приходила и забрала мой апельсин.

Ясно. Видимо, кто-то сожрал апельсин и свалил все на мифическую черную руку. Что за черная рука, я хорошо помнил, этот персонаж был одним из самых запоминающихся среди страшилок в пионерских лагерях. Хотя в моем настоящем детстве ее называли «красной». Обычно черная (ну или красная) рука жила под кроватью, и ничего хорошего от нее не стоило ждать.

— Так ты ее видел, Мих?

— Неа, именно с ней как-то увидеться не довелось.

— А кого видел? — не отлипал Шмель.

— Матерящегося ежика.

Я решил пошутить, определенно давая понять, что не верю в сказки. Но, видимо, упустил, что имею дело с четырнадцатилетним пацаном.

— Серьезно?! — Шмель чуть с кровати не вскочил, последовало утверждение с выводом: — Я знал, что он существует! А если существует ежик, то, значит, и черная рука тоже есть.

— Железная логика, Дим.

— Блин, а скажешь пацанам вечером?

— Обязательно.

Не знаю, продолжил бы Шмель доставать меня, но оставшиеся до подъема пятнадцать минут прошли. Ну или старшая пионервожатая решила поднять нас чуточку раньше. Из коридора послышались приближающиеся шаги. Тамара и здесь подошла с выдумкой, поэтому, когда она застыла в дверях, я увидел в ее руках настоящий пионерский горн. Он сверкал в ее руках. Старшая пионервожатая поднесла инструмент к губам и хорошенько в него дунула.

— Дети, подьем!