Боль любви. Мэрилин Монро, принцесса Диана

Монро Мэрилин

Да, он бил меня, мешал сниматься, не позволял фривольные сцены на площадке, но Джо любил меня всегда. Поверьте, мои слова не благодарность за то, что он вытащил меня из каменного мешка психушки, это благодарность за его всегдашнюю любовь ко мне. С Джо бывает скучно и не о чем говорить? А разве есть о чем говорить с Артуром? То есть мне есть, но он не желал

опускаться до моего уровня и презрительно встречал все попытки подняться до его. Разве легче со Страсбергами, которых я люблю и уважаю?

Конечно, Джо Ди Маджио несопоставим с Д.К. и его братом Р.К., но для братьев я тоже всего лишь эпизод в жизни, а для Джо единственная.

Дура! Дура! Дура! И Фрэнк с его безумной страстью мне тоже не нужен! Мне нужен Ди Маджио, хотя бывают минуты, когда я совсем в этом не уверена.

Снова запуталась. Ну почему я путаюсь, как только пытаюсь разобраться в себе и окружающем мире?!

Джим Догерти сказал бы:

– Детка, живи проще.

Джимми прав, но у меня не получается… Мир такой сложный, в нем слишком тяжело жить просто, особенно если все время приходится играть какие-то роли. Я имею в виду не только роли на съемочной площадке, но и в жизни.

(Пленка № 8 либо стерта, либо намеренно испорчена, восстановлению не подлежит. На бобине нацарапано: «Фрэнки» и инициалы «Д.К.» и «Б.К.», это позволяет предположить, что записи касались Фрэнка Синатры и братьев Кеннеди. Возможно, запись стер сам Генри Уолтер, ведь хранить откровения Мэрилин Монро, близко знавшей Синатру и Кеннеди, действительно опасно. Пленка могла быть испорчена позже. – Прим. пер.)

Я никому не могу доверять, Док. Это так больно – понимать, что любой, кого ты допускаешь ближе к себе и в свое сердце как друга, вдруг может предать, продать тебя, чтобы заработать деньги.

Хотите расскажу, почему я вдруг вернулась из Нью-Йорка? Да, Голливуд – страшное место, но здесь ты по крайней мере знаешь, чего ждать. Мне казалось, что в Нью-Йорке я затерялась в толпе, что там я такая, какой хочу быть. Конечно, меня караулили журналисты, при любой возможности фотографировали, но просто вспышки камер привычны. Другое дело, если тебя некрасиво подставляют под фотокамеры, нарочно создавая скандальную ситуацию.

Что может быть со мной скандального, если мое тело уже видели обнаженным, о моей семейной жизни знают всё и все, моя биография известна и обсуждена до мелочей?

Но кому-то понадобились жареные факты. Скандалами с опозданиями на съемки никого не удивишь, развод уже обсудили, злословить по поводу возможного возрождения моего брака с Джо Ди Маджио тоже надоело… И тогда придумали лесбийскую любовь.

Как делаются сенсации? Если нет ничего подходящего, его нужно придумать и организовать. Одна из моих приятельниц по актерской студии попросила помочь ей с проработкой сцены. Меня это удивило, но не насторожило. Вообще-то странно, потому что я лучшей ученицей у Страсбергов не была, сидела тихонько в уголке, больше слушая, чем высказываясь, но помочь согласилась.

Почему

меня не насторожило место, где приятельница собиралась читать сцену – в ресторане, – не знаю. Более нелепой обстановки для театральных занятий не придумать, но я не ожидала подвоха. За столиком она уселась не напротив, а рядом, якобы для того, чтобы не говорить громко. Сцена оказалась любовной и страстной. Сначала мы немного выпили, потом принялись обсуждать, как передавать волнения страсти голосом и телом, а потом… приятельница (теперь уже бывшая) вдруг притянула меня к себе и буквально впилась в мой рот своими губами.

Я настолько растерялась, что в первое мгновение даже не осознала, что происходит! В чувство меня привели вспышки камер – сидевшие в засаде журналисты принялись щелкать фотоаппаратами, запечатлевая лесбийский поцелуй Мэрилин Монро! Вырвалась я быстро, отшвырнув в сторону «подругу», но немало кадров сделать все же успели.

Гадко было даже не то, что она вдруг стала прилюдно выражать свои чувства (думаю, их и не было), даже не то, что защелкали фотоаппараты (я привыкла, что меня ловят на каждом шагу), а то, что столь предательски поступила та, которой я доверяла.

Вот Вам и город Нью-Йорк, где среди толпы можно затеряться и жить своей жизнью! Даже если на Вас перестанут обращать внимание соседи или продавцы местных магазинов, перестанут узнавать таксисты и аптекари, то всегда найдется «подруга», готовая продать за тридцать сребреников и организовать безобразную сцену ради газетной утки.

Я не представляла, как смогу встретиться с ней снова, а потому позвонила Поле Страсберг и со слезами сказала, что больше не буду заниматься в студии. Конечно, пришлось рассказать Поле о причине, она уговаривала не бросать занятия, обещая изгнать мою обидчицу, но я отказалась. Это нелепо, словно мы маленькие девочки, одна из которых отобрала у другой любимую игрушку или насыпала песок в волосы. Нет, мне не нужно такое заступничество, тем более эта «подруга» при случае обязательно расскажет, что это я сама к ней приставала.

Я решила вернуться в Голливуд, который ненавидела и любила, проклинала и боготворила, в котором было трудно и легко одновременно. Я вернулась в Лос-Анджелес.

Не верьте тому, что я говорю, я вернулась не из-за дурацкой выходки приятельницы, вовсе не из-за нее. Кроме предательства, я уже ничего ни от кого не жду, а одним скандалом больше… мне не повредит, испортить мою репутацию невозможно, она уже испорчена.

Я попыталась бежать от прежней жизни, в которой не удалось ничего, а еще бежать от диктата.

Черная полоса продолжалась… Умер Кларк Гейбл, это было ужасно, потому что меня в его смерти обвиняли все. Для меня его смерть была особенно тяжела (хотя я понимаю, что жене еще тяжелее), потому что умерла последняя связь с прошлым, с детством, умерла последняя моя мечта, словно оборвалась еще одна нить…

Док, все мои мечты, стремления одно за другим разрушались.

Кажется, к чему жаловаться, мечты сбылись. Док, есть такой совет: бойтесь своих желаний, они могут сбыться. У меня сбылось, но счастья нет и не было, все не так.