Боль милосердия
Шрифт:
— Школа выживания постаралась, — отпила из кружки. — Ещё раз снимешь повязку, будешь все делать сам.
— Это невозможно…
— Я могу.
Городской повертел кружку в руках. На первом канале шёл какой-то старый фильм, смотреть который не было никакого желания. Полистав каналы, я нашла выпуск новостей и на полчаса окунулась в другую реальность. Рекламная пауза началась с неожиданного вопроса:
— Почему ты сказала, что тебя зовут Катя?
Мужик повернулся ко мне, подпирая здоровой рукой голову.
— Дорогие ботинки. Богом забытое место. Прошибленная голова. Ты мог быть кем угодно, — я сделала акцент на последней части.
— Но почему так получилось, что ты… ты же видела меня тогда, когда я приехал…
— Ага, — кивнула. — И очень удивилась. Думала, как вы вообще стали так близки? Выпивали вместе, пока я работала?
Городской скорчил рожу:
— Она сказала, что… я думал, что это она. Ты.
— Катя звонила мне и все рассказала.
Мужик поиграл желваками:
— Я принял тебя за неё. Вы с ней были в хороших отношениях, она пересказывала все…. как мне тогда казалось, в точнейших деталях.
— Как же ты вычислил её? — тема Екатерины не вызывала во мне особого интереса, скорее боль.
— Когда один из швов воспалился, она ничего не могла сделать.
— Понятно, — хмыкнула. — На Катю похоже. Она… она не увлекается этим.
Реклама кончилась и мы снова уставились на экран. Перемена в комнате стала очевидной не сразу: сверху на телевизоре величественно возлежал кокос. Удивительно, но я ещё ни разу не видела их в реальной жизни. В Любинский их не завозили, а в Омске продавали только в крупных супермаркетах, которые я не навещала.
Мой ступор относительно статности плода был так велик, что смотреть новости дальше становилось более чем бессмысленно. Я встала с пола и пощупала продукт. Забавно. Такой шершавый.
— Я так понимаю, тебе надо было это спрятать, — выгнула бровь с пирсингом.
— Это мой апотропей. Оберегает дом от злых сил.
— Ага, как же, — я достала маленькую подушку из шкафа. — Спокойной ночи.
Утрамбовавшись на диване, я поставила рядом табуретку, чтобы можно было перекладывать ноги. Щелкнула выключателем. За окном вовсю светила полная луна. Я принялась сворачивать полотенце.
— Почему ты спишь на кухне? — в проеме возникла фигура гостя. — Кровать большая.
Поправив подушку, я таки улеглась. Чем ему кухня не угодила?
— Ты гость, к тому же раненый и занимаешь больше места. А у меня всего два варианта, зал или кухня. Логично предполагать, что спать здесь приходится мне.
— Да эта царапина вообще не… — он осекся. — Ты и там так спала. На кухне.
Несколько минут мы довольствовались доносящимися из зала звуками телевизора. Я начала подремывать. Удивительно, но работа в Риарте начинала меня утомлять. Завтра уже надо было сдавать начатые сегодня проекты. А сколько их было? Шесть.
— Тогда я буду выгуливать собаку. Утром и вечером.
Я приоткрыла глаза. Городской вытирал голову полотенцем. Влажные руки поблескивали в свете луны. Душ принял.
— А как же твои враги? — зевнула. — Дом не так уж далеко от набережной, это исключено.
— Кира, эти враги…
— Вряд ли существуют, так? — я закинула руки за голову. — Иди спать, резать себе руки, биться головой об острые поверхности… или какие у тебя там планы…
— Давай начнем все сначала!
Мне показалось, что я ослышалась. Протерев глаза, я изобразила высшую степень удивления:
— Ты о чем?
— Давай начнем с чистого листа, — положил полотенце на плечо. — Как будто ничего не было.
— "Ничего — это что?
— Любинского. Этого… года. Как будто мы не были знакомы. Ты не спасала меня. Мы не переписывались. Не… не встречались.
Выражение его лица было интересно наблюдать: уверенный, целеустремленный взгляд сменялся отчаянной мольбой. Отчасти я понимала, к чему он клонит. Слишком много всего понамешалось.
— Отлично, — кивнула. — Проваливай отсюда тогда.
— Так и знал, что ты это скажешь. — он криво улыбнулся и подошел к дивану. — Меня зовут Дмитрий. Двадцать восемь лет. Юрист. Бизнесмен. Любитель покататься на байках.
Я подобрала ноги и приняла полусидящее положение. Протерев руку о шелковые пижамные штаны, он протянул её мне.
— Меня зовут Кира. Я из села, — пожала его ладонь в ответ.
Выражение лица городского снова стало неоднозначным, когда он отпустил мою руку:
— Из какого села? — спросил, усаживаясь на табуретку.
— Из Любинского поселка. Это в Омской области.
— Ты жила в квартире или в частном доме?
— В частной развалюхе.
— Работала, училась?
— Работала в компьютерном клубе.
— Почему приехала в Омск?
— Чтобы жить.
— И что сейчас делаешь?
— Работаю.
— Где?
— В дизайнерской конторе.
Городской пожевал нижнюю губу:
— Где же она находится?
Я назвала адрес.
— Удивительно! Мой офис прямо через дорогу.
Я уставилась на него как на ошибку природы. Вода с плохо выжатых волос стекала по лицу и собиралась на подбородке, покрытом, надо сказать, приличной щетиной. Такой театр надо было записывать на камеру.
— Теперь мы знакомы, Кира, — тепло улыбнулся. — Но как зовут твою собаку?
— Чара.
— Какое красивое имя.
Городской включил лампу над плитой и начал шуршать продуктами. За весь день я мало что съела, поэтому не могла остаться беспричастной. Мы устроили знатный полуночный пир с колбасными бутербродами в главной роли.