Боль, с которой я живу
Шрифт:
Боже, триста долларов! За один день! Это какая-то фантастика! Столько моя мать получала за три месяца, а отец — за год. Ровно половину этого получал Наташкин отец за месяц, а он — кардиолог! Сердца лечит, жизни спасает. А тут за день! И за что? Просто попозировать перед камерой? Пусть даже целый день без обеда. Боже, в каком мире мы живём?
Ходить по конторам в тот день я больше не стала. Поплелась домой, к Наташке.
Никогда не считала себя меркантильной, но эти триста долларов покоя мне не давали. В голове не укладывалось: ну как так — столько денег за сущую ерунду? И чего уж скрывать, то и дело возникала мысль: а может,
Нет, в душе у меня оставалось смутное тягостное ощущение, что эти съемки… ну, не то чтобы дело стыдное. Нет! Умом я понимала, что эта нормальная работа и ничего в ней зазорного нет, но родителям я бы об этом не сказала. Для них модели недалеко ушли от проституток. Такие они у меня люди — сдвинутые на морали и духовной чистоте. Ну хоть без религиозного фанатизма и на том спасибо.
3
Эти триста долларов к утру следующего дня дыру в моём мозгу прожгли. Чем больше я думала, тем сильнее увлекалась этой мыслью. И после завтрака всё-таки показала Наташке то объявление и визитку Антона. Ну и рассказала в двух словах. Причём, хоть сама и сомневалась, Наташке почему-то расписала всё так, будто наверняка знала, что это проверенное агентство, что никаких подвохов там нет и быть не может, всё чисто и надежно как в Швейцарском банке. Дура, просто беспросветная дура, что тут скажешь.
— Что думаешь? — спросила её.
— Не знаю, — пожала плечами Наташка. — Так-то деньги огромные. Даже не могу представить, что за один день съёмок могут столько заплатить. Не верится что-то…
— Я и сама поразилась, — признала я. — Но Антон сказал, что даже на один день они заключают разовый контракт. То есть всё официально, не на словах. Понимаешь? Это не какая-то шарашкина контора, где по ушам проедут и кинут. Всё серьёзно. Офис в центре, на Карла Маркса. Внутри шикарно. И когда я там была, к ним клиент приходил. С первого взгляда видно по нему — солидный такой мужик. Весь из себя такой мистер Твистер. Они его там чуть ли не облизывали, кофе ему предложили, вообще расшаркивались. Сама посуди — стала бы важная шишка иметь дела с не пойми кем?
— Ну да, наверное, ты права.
— Ну вот. Говорю же, агентство нормальное, с солидной клиентурой.
— А потом что?
— Потом… ну, кофе мне не предлагали. Но предложили поработать.
— И ты хочешь согласиться? А твои родители что скажут? Мне кажется, твоим не понравится.
— Ещё бы! Но откуда они узнают? Если я и соглашусь, то ничего им не скажу.
— А представь, тебя напечатают в каком-нибудь гламурном журнале? — засмеялась Наташка. — И тётя Галя увидит. Ей точно с сердцем плохо станет.
— А твой отец на что? Вылечит.
Мы с ней вдруг развеселились. Несли всякие глупости и хохотали. А после обеда позвонили по номеру на визитке.
Антон моему звонку явно обрадовался, сразу назначил встречу на следующий день. Я тоже обрадовалась тому, что больше не придётся таскаться по конторам с сумкой, от которой у меня уже мозоли, и впаривать эти дурацкие крема и бальзамы для волос.
— А пойдём со мной? — позвала я Наташку. — Вдруг ты тоже фактурная.
— Да ну, какая я фактурная, — смутилась Наташка. — Я самая
— Да брось! Не скромничай! Пойдём! Ну, не возьмут так не возьмут, по голове же не ударят. Просто побудешь со мной за компанию. А если ты им тоже подойдёшь, к вечеру мы разбогатеем.
Я видела, что Наташка тоже загорелась, она аж порозовела вся, и глаза заблестели. Просто она застенчивая с детства. На что-то решиться ей всегда трудно.
— Ну так что? Пойдёшь со мной?
— Хорошо, только Ване моему не скажем! Ему тоже, как и твоим, всё это не понравится.
— Ханжа твой Ваня. Как и мои. Нет, ну будто мы там голыми позировать будем для Плейбоя.
— А ты бы голой согласилась за… сто тысяч долларов? А за миллион? — пристала Наташка.
Я даже отвечать не стала. Посмотрела на неё косо, покачала головой, мол, ну что за детский сад. И мы снова обе расхохотались.
— Ладно, — успокоившись, произнесла Наташка с многозначительной улыбкой. — Пойду с тобой. Надену своё платье с выпускного. Вдруг и правда я им тоже подойду?
4
На следующий день мы с Наташкой с утра стали готовиться к выходу. Наташка — особенно. Мне-то что? Антон во мне, взмыленной и растрепанной после целого дня хождения с сумкой по жаре, фактуру углядел. Так что я не сильно беспокоилась по поводу внешнего вида. Чистые волосы, минимум косметики — там ведь свой стилист или визажист наверняка будет, из украшений только золотые гвоздики в ушах и тонкая цепочка с подвеской в виде крохотного женского силуэта — Девы, мой знак Зодиака. Мама подарила на восемнадцатилетие. Хотя гороскопы я всерьез не воспринимаю, но подарок ношу.
Ну а Наташка подошла к сборам со всем тщанием. Целый час из ванной не выходила. Потом я ей столько же помогала волосы укладывать. Они у неё густые, тяжелые и очень длинные, ниже пояса. А уж сколько она нарядов перемерила… Но в конце концов и правда остановилась на платье, в котором ходила на выпускной. Легком, летящем, цвета чайной розы.
— Ну как? — спросила она чуть смущённо.
— Красавица! — ободряюще улыбнулась я, ничуть не покривив душой. — Честное слово, выглядишь отлично. Антон тебя увидит и сразу расхочет меня фотографировать. Одну тебя будет снимать.
— Ну прямо, скажешь тоже, — зарделась довольная Наташка.
И всё равно Наташка всю дорогу до офиса агентства переживала, что её забракуют.
— Зря я поехала. Ну какая из меня модель?
— А из меня какая? — пожала я плечами.
— Ты красивая и такая… естественная, как будто везде на своём месте. И потом, тебя уже выбрали. А про меня они скажут: «Что это за деревенская клуша припёрлась?». Надо было другое платье надеть! Синее! Оно меня стройнит…
Но зря Наташка волновалась. Антон обрадовался нам обеим. Забросал комплиментами и вообще так оживился.
Сегодня он сменил стиль — пиджак надел белый, узкие брюки, шелковую пеструю рубашку. Но главное — рассыпал по плечам волосы. И таким он казался прямо копией Жени Белоусова. А мы с Наташкой в детстве его обожали, песни заучивали и распевали, особенно «Девчонку-девчоночку». Я позже переключилась на «Иванушек», потом ещё на что-то, а вот она долго по нему горевала и продолжала любить. И тут сразу зашептала возбуждённо:
— Какой он классный! Он же вылитый Женечка!
— Да-да, тише.