Болеславцы
Шрифт:
— Забыл ты, что ли, обо всем и хочешь с ним сцепиться, чтобы скорее сложить голову на плахе? — молвил Дрыя.
— Как Бог свят, — перебил его Мстислав, — хочу лишь одного: чтобы он всласть нагляделся на мои лохмотья; хочу намозолить ему глаза: пусть видит, что я поклялся отмстить. Знаю, что своим присутствием отравлю ему весь день… пусть хоть единый час, и то с меня довольно!..
Таким образом, Мстислав не позволил увести себя; напротив того, он даже придвинулся к ограде так, чтобы король не мог его не видеть.
Случилось то, чего он так ждал. Когда Болеслав
Все, попеременно, смотрели то на него, то на короля, дрожа от страха, в ожидании, чем все это кончится.
Однако вскоре Болеслав, как бы желая показать, что присутствие Мстислава для него совершенно безразлично, уставился вдруг на того попика, которого казначей привел с собой для выкликания и подсчета данников.
Был то несчастный подросток, желтый, худощавый, изголодавшийся, с вытянутым лицом, беспокойными глазами и длинными руками, вылезавшими из слишком короткой и узкой рясы. Весь он был какой то неказистый и трусливый. Он исполнял свою обязанность, подсказывая казначею названия земель и поветов; а глаза его, никогда не видавшие раньше столько золота, алчно бегали от одной груды сокровищ к другой, следя за их непрестанным ростом.
Вид богатств, валявшихся у его ног, как щепки, видимо, сводил его с ума. Он улыбался им, вертелся на месте, внимательно присматривался, забывался, протягивал к ним руки, а потом хватался за голову в безумном изумлении. Одним словом, вид королевской казны приводил его в исступление.
Казначей, заметив лихорадочное настроение ксендза, несколько раз уже дергал его за рясу, чтобы он опомнился и не забывал, что стоит перед лицом короля. Но ничто не помогало.
Болеслава забавлял нищий служитель церкви, точно он был приставлен для его потехи. Король не спускал глаз с ксендза; губы его кривились от внутреннего смеха, а плечи вздрагивали от усилий сдержаться. И вдруг с высоты помоста загремел гневный королевский окрик:
— Что с тобою, поп? — Все вздрогнули, а король указал рукою на церковника.
Несчастный всполошился, но все еще не верил, что окрик относился к нему. Казначей схватил его за плечо и встряхнул, показывая, что он должен отвечать.
Тогда несчастный подросток, почти потеряв от страха голову, трепетно пал на колени, сложил руки и, обращаясь к королю, пролепетал:
— Государь! Я не виновен!
Король расхохотался и вторично крикнул:
— Я спрашиваю, что с тобой? Чем ты так встревожен?
— Всемилостивейший государь, — начал, заикаясь, ксендз, не спуская глаз с груд золота, — прости, всемилостивейший государь, но вид сокровищ и твоего величия ослепил меня и одурманил… Невольно думалось о своей нужде и бедности, а также и о том, какое счастье владеть всем этим золотом…
Болеслав издевательски расхохотался и, опершись на руку, продолжал пристально смотреть на перетрусившего попика, стоявшего
— А что поп? — спросил король. — Хотелось бы тебе иметь побольше золота?
По лицу ксендза расплылась улыбка райского блаженства. Он не смел ответить, только уставил жадные, горевшие алчностью глаза в горы слитков, высившиеся у ног государя.
— Ну, говори же, хочешь золота? — загремел королевский голос.
— Что же из того, хочу ли, не хочу, великий государь, — возразил ксендз трепетно, — какой толк в хотенье, когда оно не дается в руки…
Болеслав опять расхохотался.
— Ну, бери золота, сколько унесешь, — сказал он, издеваясь, — загребай! Все, что унесешь, твое!
Придворные и болеславцы, стоявшие за королем, разразились смехом, а потом, изумленные, стали молча присматриваться к церковнику: тот стоял как пень, не веря в свое счастье.
— Бери, живей! — крикнул повелительно король. — Бери!
Услышав вторичный окрик короля, ксендз бросился, как обезумевший, приподнял полы узкой рясы… но сейчас сообразил, что таким способом унесет немного… тогда, отбросив всякий стыд, он скинул рясу, под которой было грязное и рваное белье, распластал ее на земле, и, став на колени, начал сгребать все, что было под рукой… Он хватал и жадно бросал в кучу, что попало, с лихорадочною торопливость взглядывая время от времени украдкою на короля, издевавшегося над его алчностью и неуклюжестью.
Вокруг стояла молчаливая толпа, а земские люди ждали очереди. Король, явно желая показать свое презрение к богатству, пренебрежительно смотрел, как ксендз загребал золото.
Наконец, убогая его ряска переполнилась слитками и монетой. Клирик торопливо связал ее в узел, нагнулся и с усилием попытался взвалить ношу на спину. Бледный, задыхающийся, весь в поту, слыша вокруг издевательский смех, он, может быть, боялся, как бы король не отнял подарка, а потому торопился обезопасить добычу. С великим трудом он нагрузил на себя эту страшную тяжесть, но в то же мгновение согнулся под ней в три погибели и зашатался. Он не мог сделать шага и напрасно старался уйти. Видно было, как он раскачивался, сгибался и напрягался. Наконец, ему удалось шагнуть… лицо его покрылось мертвенною бледностью… потом налилось кровью… Кровь хлынула ртом… и он упал ничком на землю, раздавленный непосильным бременем.
На миг воцарилось грозное молчание. Думали, что ксендз еще встанет… по телу пробежали судороги… руки свело… он остался недвижим.
Король презрительно глядел на лежавшего и молчал. Двое челядников, по данному знаку, побежали к упавшему; один схватил его за голову, другой за ноги и понесли… С глазами навыкате, бледный как труп, он был мертв.
— Всемилостивейший государь, — спросил казначей, — человек этот умер, что с ним делать?
— Наказан за жадность! — засмеялся Болько с трона. — Дай Бог, чтобы все стяжатели погибли его смертью! Бросить труп в Вислу вместе с золотом, которое его убило! Он не заслужил похорон, а что король дал, того он не берет обратно. Уберите его!