Болеутолитель
Шрифт:
— Завтра утром Банди будет мертв, — сказал Шустек, поправляя бежевое одеяло на коленях, которое теперь пахло не только улицей, но и сигаретным дымом.
— Да, и слава Богу, — пробормотал кто-то, проходивший мимо их столика к туалету.
— Да, да, да — согласился один из сидевших рядом постоянных клиентов. Слова прозвучали так, будто вырвались и его рта по своей собственной воле.
— Одним меньше, — только это и смог выдавить из себя Тремалис.
— Одним меньше, — повторила Рив, притрагиваясь к бокалу с пивом.
— Интересно,
Никто ему не ответил, хотя кто-то возле стойки заметил, что одна из школьниц, убитых Банди, очень симпатичная. На это его собутыльник возразил, что, во-первых, девушка уже мертва, а во-вторых, если бы даже была жива, то сейчас ей было бы не меньше сорока.
Но это ничего не меняло.
Они покинули «Нолэн Войд» сразу после полуночи, когда Тед Банди был еще жив. Рив вызвала такси еще в баре, и теперь, обняв друзей на прощанье, исчезла на заднем сиденье. В такси пахло ланолином.
Они заехали в задний двор «Марклинна» и решили отправиться спать. Ни один не заметил, что за ними следят. Чернокожий мужчина, который следил за ними, был уверен, что не ошибся. Они заехали в двор в креслах, потом встали, замаскировали их и вошли в дверь на своих ногах.
Следивший из окна седьмого этажа знал, кто они такие. Те двое придурков, что вязались к Майку Серферу. Об этом ему сообщил Гладкий Ти, а когда узнал, что он собирается сделать, Ти сказал, Прими лучше пилюльку, паренек.Ему легко говорить.
Тот, что постарше, его не интересовал. Он целиком сосредоточился на втором, которого Ти называл Американской Мечтой.
Тед Банди был казнен в 6:16 утра по чикагскому времени во вторник, 24 января 1989 года. Именно в этот момент с Виктором Тремалисом случился мышечный спазм во время бритья и он порезал себе кожу на подбородке.
Шустек посмотрел на это одобрительно и заметил, что Болеутолитель вполне может клюнуть на засохшую кровь.
Чтобы не думать о Рив, Тремалис, запершись в ванной комнате «Марклинна», смотрел как кровь густыми алыми каплями стекает с его лица. Сидя на низком умывальнике со спущенными штанами, он направил капли крови на свой вялый утренний пенис.
Глава 48
Дни продолжали сливаться воедино, как мелодии неистовых танцев на каком-нибудь бесконечном празднестве. Воздушные потоки над Средним Западом изменились, в результате чего на смену морозу пришли туман и непрекращающийся дождь. Вы ложились спать под шум дождя. И просыпались под него же. Ничего не менялось. Только январь плавно перешел в февраль, а дождь продолжал наполнять влагой воздух и легкие людей, вгонять их в сонливость.
Виктора Тремалиса, лежавшего на кровати в «Марклинне» обуревали мысли о Рив. Он хлестал себя воспоминаниями обо всем, что хотел
Январь сменился февралем, и весна оставалась такой же недостижимой, как спокойствие для обычного жителя этого города.
Ричард М. Дейли-младший, похоже, имел хорошие шансы победить на предстоящих внеочередных выборах Юджина Сойера. В Иране аятолла Хомейни был госпитализирован по причине внутреннего кровотечения. Самым легким способом остановить такси в Лупе стало помахать перед лицом шофера экземпляром «Сатанинских стихов» Салмана Рушди. Большинство из таксистов являлись погонщиками верблюдов и носились по улицам так, словно они были просторными, как пустыня Калахари.
Правда, в пустыне дождей не бывает.
В полиции заметили, что помощь Рив в распространении листовок с фотороботом предполагаемого преступника не вселила божьего страха в уличных калек; во всяком случае было обнаружено еще одно пустое инвалидное кресло в нише статуи Пикассо, правда, без всяких человеческих останков.
На кожаном сиденье кресла остались следы, в которых эксперты из криминалистической лаборатории выявили смесь тонизирующей жидкости для волос и обезболивающего бальзама.
Вечером 19 февраля полицейский Коновер шагал по улицам Северного Лупа в одиночестве. Его громадные башмаки десятого размера попирали бетон мостовой, уже вторая пара носков за этот день промокла. Он пересек Монро-стрит и плюнул на тротуар. На крыше железнодорожной платформы Уобош все еще оставалась рождественская фигура северного оленя. Тупоголовые засранцы.
Коновер посмотрел на освещенные здания; внутри некоторых все еще скребли и чистили полы уборщицы. Холодный дождь хлестал его по лицу и никак не желал превращаться в теплый душ, да еще с девушкой.
Он задумался о Рив и этих уличных псевдокалеках, Шустеке и Тремалисе, что вознамерились поиграть в детективов, но все же больше о Рив. Господи, а что если его хер вдруг не заработает? Но будь он проклят, если его маленький корешок не превращался в славного крепкого гиганта, стоило ему подумать о Рив, представить себе, как темные волосы падают ей на лицо, когда она, оседлав его, двигает свою пушистую кошечку из стороны в сторону.
Именно это видение привело его к мысли подойти к этому полоумному Шустеку и разузнать побольше про девушку. Ведь она же, черт побери, наверняка не пойдет с ним, если он начнет действовать напролом.
Сегодня вечером он уже проходил мимо этого психа, который завернулся в бежевое одеяло, как араб. Он установил свое кресло в тупике, недалеко от собора св. Сикста, церкви, где всегда исповедуется Мэфер.
Коновер предпочитал очищаться в «Прикосновении», что на Фэллон-Ридж, где была возможность хорошенько засадить какой-нибудь шлюшке.
Он с шумом выдохнул из себя горячий пар. Ничего не скажешь, погода в Чикаго весьма располагает к размышлениям.
Он просто немыслимо хотел Рив Тауни.