Болезни костей: диагностика, лечение, профилактика

Родионова О. Н.

Итак, все эти производимые неведомо чьим больным воображением мифы — намеренная и абсолютная ложь. Канцерогенность курения не имеет к никотину никакого отношения. Дело всего лишь в том, что поступающие в легкие продукты горения организмом, в отличие от никотина, не усваиваются. Они и впрямь оседают в тканях легких, нарушая их работу и создавая очаги хронических, вялотекущих, асептических воспалений.

Хронические воспаления такого типа считаются канцерогенными потому, что практика онкологии показывает: многие опухоли (особенно дыхательных путей в целом) возникают в присутствии длительного воспаления. Эта взаимосвязь не вполне ясна — главным образом потому, что воспаление,

даже хроническое, не является гарантией рака. Но сейчас ее объясняют тем, что иногда, под влиянием постоянного раздражения и нарушения обмена веществ, клетки не отмирают, а перерождаются.

Таким образом, действительно, случаи рака легких среди курильщиков попадаются вдвое чаще, чем среди некурящих. Вот эта часть истории — чистая статистическая правда. Но если мы прочтем эту привычную фразу еще раз и внимательно, мы поймем, в чем парадокс, которого мы раньше не замечали. Возникает логичный вопрос: если рак легких вызывает курение, что тогда вызывает его у тех, кто не курит?

Часть ответа на вопрос нам известна, хотя эту интерпретацию исчерпывающей и не назовешь. К сожалению, приходится довольствоваться тем, что предлагает наука в данное время, — лучшего ответа она пока не нашла. Так или иначе, злокачественность любой опухоли определяется по ее способности прорастать в окружающие ткани и метастазировать в ткани вообще другие. Другие во всех смыслах этого слова — расположенные довольно далеко от нее с точки зрения расстояния и состоящие из клеток совсем другого типа.

Например, рак легких (мягкие ткани) метастазирует в позвоночник (костные ткани и нейроны). Дистанция от материнской опухоли до вторичного очага, в зависимости от роста, возраста и телосложения больного, может достигать 20 см и более. То есть у нас налицо одна из самых больших загадок рака, разгадать которую пока не удалось никому. А именно: клетки одной ткани (переродившиеся клетки тканей легких) каким-то образом ухитрились прижиться и начать размножение среди клеток совсем другого типа. Причем не секрет, что у опухолей поздних стадий метастазов всегда несколько, и всегда — в разных органах.

Классика картины последней, неизлечимой стадии любого рака — поражение печени, нескольких участков костного мозга, почек, надпочечников. Вариативно могут быть обнаружены метастазы в головной мозг, двенадцатиперстную и тонкую кишку, семенники или яичники. Словом, сплошь в ткани разных видов. Как они туда попали, науке уже известно — оторвались от тела опухоли и проплыли этот путь вместе с током крови. А вот почему они прижились, никто не знает. Ведь лабораторные опыты по пересадке нормальных клеток одних тканей в другие неизменно заканчиваются неудачей. То есть чужеродные клетки, даже будучи здоровыми, гибнут среди клеток с другой структурой. На свободное размножение в костных или нервных волокнах способны только видоизмененные клетки легкого, но не нормальные.

А загадка эта ведет к тому, что злокачественная опухоль как тип клеток и тканей со своими, особыми показателями на самом деле универсальна для всего организма. Клетки рака желудка, легких, почек и пр. выглядят одинаково или примерно одинаково. И ведут себя тоже примерно одинаково в любых органах. Именно по этой причине для самой онкологии конкретное расположение начальной опухоли имеет очень небольшое значение. Оно заметно влияет на выбор тактики лечения — как, впрочем, и сама стадия развития опухоли. Но оно очень мало влияет на принципы диагностики рака. А также вообще никак не влияет ни на прогноз по данному случаю, ни на список причин, которые могли вызвать появление этой опухоли.

Онкология как наука не делит опухоли на новообразования легких, конъюнктивы, кожи… Для нее склонность к злокачественному перерождению тканей составляет общую проблему данного конкретного организма. Проблему

либо иммунную, либо наследственную, но никак не личную. Говоря еще проще, независимо от того, что написано на пачке сигарет, онколог представляет себе рак легких как опухоль, которая рано или поздно все равно возникла бы. Если пациент курит, возрастает лишь вероятность ее появления именно в легких. Если нет, вероятность ее появления остается прежней — увеличивается лишь количество мест, где ее придется искать.

Ситуация с алкоголем еще более запутанна. Он вырабатывается в двенадцатиперстной кишке постоянно. Организму этиловый спирт необходим для запуска многих обменных процессов в стенках этого органа. А именно, лучшего выделения желчи и расщепления пищи (в частности, жиров), ускоренного притока крови к органу для распределения уже выделенных питательных веществ. Кроме того, этиловый спирт регулирует теплообмен, деятельность коры надпочечников, кровеносной системы, а также лимбической системы и коры головного мозга. Особенно сильно он влияет на работу лимбической системы — отсюда его свойство изменять условия теплообмена, рефлекторные реакции, координацию движений.

Основная же проблема алкоголя в том, что он действует возбуждающе на все целевые для него органы, кроме надпочечников. В случае с последними он, наоборот, угнетает выработку ряда их гормонов — в частности, антидиуретического гормона (АДГ). Отсюда и повышенная активность почек, которая сохраняется в течение последующих шести-восьми часов после возлияний. Возбуждение нейронов ЦНС под действием спирта создает их перегрузку всегда, при каждом эпизоде его приема. А это значит, что алкоголизм как регулярное употребление спиртного приводит к вполне, в общем, объяснимым эффектам — постепенной дегенерации обоих весьма значимых отделов головного мозга. Это порождает эффекты белой горячки, примитивизации мышления, нарастающих дефектов дикции, характерного упрощения эмоциональных реакций и пр.

Таким образом, исключительно вредных привычек на свете существует не так много, как мы привыкли думать. Если мы курим, то при наборе пищевых продуктов, характерных для нашего климатического пояса, это вполне объяснимая и нормальная тяга. Ничего патологического в зависимости от табака нет: на том же основании зависимостью можно назвать и необходимость есть хотя бы один раз в день. Просто никотин для нас — вещество такое же дефицитное, как пресловутый йод и фосфор, который теперь дефицитным уже не является, но являлся.

Если мы не курим, в этом тоже нет ничего плохого: мы не создаем дополнительных неудобств и очагов воспалений своим верхним дыхательным путям. Но в последнем случае имеется свой нюанс: мы имеем в организме постоянный, хронический дефицит незаменимого для многих клеток и тканей вещества. И даже не собираемся его компенсировать, потому что дорожим своей мифической свободой от мифического «легкого наркотика».

Если отставить эту развернутую неведомо кем войну с ниацином в сторону, обнаружится, что речь идет об очередном массовом заблуждении. Заблуждении тем более нелепом, что сейчас у нас есть уйма возможностей сохранить независимость (предмет нашей гордости) на любой желаемый срок. И устранить в то же время небезопасный в потенциале дефицит — результат недостатка знаний. Его потенциал лишь немногим лучше смерти от рака, и то — как сказать. Нехватка никотиновой кислоты — это болезнь Альцгеймера, рассеянный склероз, неврозы, пеллагра, патологии суставов и сердечно-сосудистой системы. И мы не пошутили насчет заболеваний сосудов — пошутила медицина, когда заявила обратное. Потому что никотин приводит сердце и сосуды в тонус, улучшая их собственное кровоснабжение и метаболизм. А если наше состояние уже предынфарктное, то виноват в нем явно не табак. Он может быть виноват лишь в том, что приступ у нас случится сию же минуту, а не несколько часов спустя.