Болид
Шрифт:
— Ну же, мистер Гордон! — в свою очередь вскричал представитель Дании. — Давайте будем все-таки дорожить нашим метеором! В конце концов, он заслуживает, чтобы его пожалели. Но, признаюсь вам, меня гложет беспокойство, и я опасаюсь, как бы оно не оправдалось.
Действительно, географическое положение Упернавика не могло не внушать тревоги мистеру Шакку. Поселок не только находился на берегу моря, но и со всех сторон омывался им. Упернавик представлял собой остров среди многочисленных островков, разбросанных вдоль гренландского побережья. Остров не имеет и десяти лье в окружности и — понятно — представляет собой слишком маленькую мишень для воздушного ядра. Если ядро не попадет в мишень с поразительной точностью, если промахнется мимо цели, то воды моря Баффина примут его в свои объятия и навсегда сомкнутся над ним. А в этих гиперборейских краях воды очень глубоки. Лот [174]
174
Лот — приспособление для измерения глубин. Обычно состоит из груза, подвешенного на маркированной веревке.
175
По современным определениям, координаты поселка Якобсхавн (Илулиссат) таковы: 69°12'38'' северной широты и 51°6'37'' западной долготы.
К северу, югу и востоку от этого порта простирались бескрайние гренландские равнины. Здесь мог встать на якорную стоянку целый флот, а китобойные суда, ведущие промысел в море Баффина и Девисовом проливе, на протяжении шести месяцев были надежно защищены от непогоды, бушевавшей в открытом море. Здесь в летний период, каким бы коротким он ни был, из-под растаявших зимних снегов пробивалась зеленая трава. Наконец, Якобсхавн представлял собой самую крупную станцию Северного инспектората. Это был скорее хутор, поселок, похожий на Годховн острова Диско. В теплую погоду здесь отнюдь не ощущалось недостатка в провизии. Правда, корабли, прибывшие в Упернавик и доставившие сюда несколько тысяч любопытных пассажиров, запаслись продуктами на период, который, безусловно, не должен был продлиться более двух недель. Вполне вероятно, что пассажиры покинут борт лишь в тот день, когда в каком-либо уголке острова будет замечен болид.
Итак, «Мозик» и десяток других американских, английских, французских, немецких, русских, норвежских, датских пароходов находились в Упернавике, стоя на рейде в непосредственной близости от гренландского побережья. В нескольких милях от поселка, на востоке, выделялись высокие горные вершины внутренних районов. Впереди, там, где заканчивались вулканические земли Гренландии, возвышались обрывистые гребни утесов.
Надо сказать, что на этой широте солнце не встает и не заходит все двадцать четыре часа на протяжении суток. Поэтому метеор будет прекрасно виден во время своего визита, а если счастливый случай приведет его в окрестности станции, то он будет заметен издали по блеску ослепительных лучей.
На следующий день после прибытия разношерстная толпа разбрелась вокруг нескольких деревянных домиков Упернавика, над главным из которых развевался датский <бело-красный> [176] флаг. Никогда прежде гренландцы не видели, чтобы столько народу собиралось на их далеких берегах. Самоназвание местных племен — калалит или каралит. Принадлежат они к эскимосскому народу, численность которого оценивается в 20 тысяч человек. С тех пор как моравские братья [177] дали им религиозное образование, шесть тысяч аборигенов обратились в католичество.
176
В рукописи оставлен пробел. (Примеч. фр. изд.)
177
Моравские братья — религиозная протестантская секта, возникшая в XV в. в Чехии (Богемии и Моравии, откуда появились синонимичные названия членов секты — богемские братья, чешские братья). В начале XVII в., после поражения чешских войск в битве при Белой горе и установления австрийского господства в Чехии, были изгнаны из страны; часть их нашла приют сначала в Германии, а потом, в середине XVIII в., переселилась в пределы Российской империи (в Эстонию, потом в Саратовскую губернию), в то же время члены секты начали миграцию в Новый Свет. Сейчас небольшие (от нескольких тысяч до первых десятков тысяч) общины моравских братьев существуют в Канаде и некоторых странах Центральной Америки и Карибского
Гренландцы, особенно на западном побережье, — весьма занятные типы. Мужчины, маленького или среднего роста, коренастые, сильные, коротконогие, с тонкими запястьями и лодыжками, беловато-желтой кожей, широким плоским лицом, практически безносые, с темными, немного раскосыми глазами, жесткими черными волосами, спадающими на лицо, немного напоминают тюленей, у которых заимствовали добродушную физиономию, защищенную, как и у этих животных, от холода слоем жира. Одеваются женщины и мужчины примерно одинаково: сапоги, брюки, «амаут», или капор. Правда, женщины, изящные и смешливые в юности, завязывают волосы в виде гребня, наряжаются в современные ткани и украшают себя разноцветными лентами. Ранее среди местных жителей была распространена мода на татуировки, но под влиянием миссионеров она исчезла. Представители обоих полов страстно любят пение и танцы. Коренные жители очень прожорливы. Они преспокойно могут съесть десять килограммов пищи в день, однако в рационе вынуждены ограничиваться мясом диких животных, тюленей, рыбой, съедобными морскими водорослями. Что касается напитков, то водки сюда привозят очень мало, и пьют ее только раз в год в день именин короля Кристиана IX.
Понятно, что приезд такого количества иностранцев на остров Упернавик привел в изумление несколько сотен аборигенов острова. Когда же они узнали о причине наплыва гостей, изумление их не только не уменьшилось, но даже возросло. Эти несчастные люди знали цену золоту. Однако счастье свалится с неба не для них. Если миллиарды и упадут на землю, они не наполнят карманы аборигенов, хотя карманов в их одежде, по понятным причинам вовсе не похожей на полинезийскую, и предостаточно. Тем не менее коренные жители проявили интерес к делу, которое привлекло на эту часть архипелага столько путешественников. Несколько эскимосских семей даже покинули Годховн, Якобсхавн и другие порты Девисова пролива и приехали в Упернавик. Кто знает, вдруг Дания, разбогатевшая на столько миллиардов, захочет одарить свое колониальное владение в Новом Свете такими же благами и преимуществами, какими будут пользоваться ее европейские подданные?
Впрочем, по всему было видно, что развязка истории не за горами.
Прежде всего, если сюда прибудут другие пароходы, порт Упернавика просто не сможет их вместить. Какое другое укрытие смогут они найти среди островов здешнего архипелага?
Во-вторых, через несколько дней наступит август, и кораблям нельзя будет долго задерживаться в этих широтах. Сентябрь — это уже зима, ведь он приносит льды из северных проливов и проходов, и море Баффина быстро станет непроходимым для судов. Надо бежать подальше от этих берегов, за мыс Фарвель, не то окажешься в ледяном плену на семь-восемь месяцев суровой зимы Северного Ледовитого океана.
Если же в первые две недели августа болид не соизволит упасть в окрестностях Упернавика, пароходам придется сняться с якоря, поскольку ни один пассажир и подумать не мог остаться на зимовку в подобных условиях.
Однако, кто знает, согласятся ли мистер Дин Форсайт с Омикроном и доктор Хадлсон уехать, не заупрямятся ли они, решив дождаться своего болида, удастся ли Фрэнсису Гордону их образумить? Если останется один, конечно же то же захочет сделать и другой.
Требовался убедительный довод. Улучив момент, его привел сам мистер Шакк по просьбе Фрэнсиса Гордона, который не обладал влиянием представителя датского правительства и члена Международной комиссии:
— Если метеор не упадет между седьмым и пятнадцатым августа, как предсказали астрономы из Бостона, значит, они допустили ошибку. А если они ошиблись относительно времени, разве не могли они совершить промашку и относительно места?
Это было очевидно. Нет сомнений, что для получения точных результатов ученым не хватило знания о каких-то параметрах. Что, если, вместо того чтобы упасть в окрестностях Упернавика, болид ударится о другой участок земной поверхности, расположенный вдоль его траектории?
Но когда мистеру Шакку представлялась подобная возможность, по его спине пробегал холодок.
Само собой разумеется, во время долгих часов ожидания любопытные путешественники совершали длительные прогулки по острову. Его скалистая, практически плоская земля, слегка вздыбившаяся только в средней части, представляла собой удобную площадку для ходьбы. Здесь и там простирались равнины, покрытые скорее желтым, чем зеленым ковром, где росли кустики, которым никогда не суждено превратиться в деревья, несколько низкорослых секвой, белых берез, которые еще встречаются за 72-й параллелью, мхи, травы, колючие кустарники.