Боливар
Шрифт:
За власть цеплялись и его министры. Потеряв связь с народом, они вынашивали планы провозглашения монархии и вели переговоры с Англией и Францией о подыскании соответствующего кандидата на трон Колумбии среди представителей правящих домов Европы. Боливар высказывался против таких проектов, но делал это столь нерешительно, столь двусмысленно и нечетко, что его министры принимали оговорки за согласие и продолжали вымаливать в Париже и Лондоне «европейского принца» в надежде, что он-то и спасет их от надвигавшегося краха.
За их интригами внимательно следил дипломатический представитель Соединенных Штатов в Боготе Уильям Генри Гаррисон, будущий президент этой республики. Американское правительство всегда относилось
Гаррисон часто встречался с новогранадским генералом Кордовой, одним из героев сражения при Аякучо, к которому Боливар питал неограниченное доверие. Интриги Гаррисона привели к тому, что Кордова поднял восстание против «узурпатора», восстание неудачное, как и все попытки свергнуть Боливара. Преданные Освободителю войска, которыми командовал ирландец О'Лири, одолели восставших, а герой Аякучо был взят в плен и зарублен английским волонтером Рупертом Гандом.
Сукре, назначенный командующим южного фронта, разбил превосходившие его вдвое по количеству солдат перуанские войска Ла Мара. В Лиме возникла паника, после разгрома Ла Мара там ожидали вторжения колумбийцев. Ла Map был свергнут и изгнан из Перу. Новое правительство поспешило заключить с Боливаром мирный договор, признав Эквадор составной частью Колумбийской республики.
Да, это была победа, но без лавров, ведь побежденными оказались те, кого Боливар не так давно освободил от испанского гнета.
САН-ПЕДРО-АЛЕХАНДРИНО
В предсмертный час я думаю о благе родины.
13 июля 1829 года Боливар, находясь в Гуаякиле, пишет одному своему другу письмо, которое является как бы его политическим завещанием. Боливар предсказывает, что с его уходом с поста президента начнется гражданская война и Колумбия распадется на свои составные части. Поэтому лучше теперь ее разделить на три независимые республики: Новую Гранаду, Венесуэлу и Эквадор. Если же новый конгресс, который предполагалось созвать в 1830 году, откажется санкционировать раздел, то единственным средством предупредить распад будет введение пожизненного президентства и наследственного сената.
«Что касается иностранного монарха, который мог бы мне унаследовать, то, несмотря на все выгоды такого мероприятия, тысячи трудностей препятствуют его осуществлению: ни один из иностранных принцев не согласится водвориться в стране, раздираемой анархией; у нас столько долгов и такая нищета, что нет средств на достойное содержание короля и его двора; низшие классы придут в беспокойство, опасаясь отмены равенства; генералы и честолюбцы всех мастей не смогут свыкнуться с мыслью, что им будет закрыт доступ к верховному руководству государством. Я уже не говорю о том, что только счастливое стечение обстоятельств позволит добиться от европейских держав выдвижения какого-либо одного кандидата».
Своим друзьям Боливар говорил:
— Мы испробовали все системы, и все системы провалились. Посмотрите, что творится вокруг нас. В Мексике убит император Птурбиде, в Гватемале анархия, в Чили новая революция, в Буэнос-Айресе убит президент, в Боливии было три президента в течение двух дней, из них двое убиты. Я разочарован
В Эквадоре Боливар окончательно решил уйти в отставку и предложил выдвинуть Сукре на пост президента. Но Сукре наотрез отказался.
Зато претензии на этот пост предъявил Паэс. Он просил Боливара поддержать его кандидатуру. «Если меня изберут президентом, — обещал Паэс, — Венесуэла останется в составе Колумбии, иначе она отделится». Боливар ответил катире Паэсу: «Конгресс решит, кого избрать президентом. Если изберут Вас, я обещаю, что с удовольствием буду подчиняться Вам. Но взамен обещайте мне, что в случае избрания кого-либо другого Вы подчинитесь ему».
Паэс понял намек. В ноябре 1828 года народная хунта в Валенсии расторгла союз с Новой Гранадой и провозгласила самостоятельность Венесуэлы. Вскоре такое же решение приняла народная хунта в Каракасе, провозгласившая Паэса главой государства и запретившая Боливару въезд в Венесуэлу. Сторонники Паэса вновь начали кампанию против Освободителя. Они утверждали, что Боливар, выполняя волю Священного союза, собирается стать абсолютным монархом, что он наплодит князей, графов, маркизов и баронов, которые лишат прав индейцев, негров, мулатов, и что Паэс, Арисменди, Мариньо и другие вожди освободительной войны готовы спасти Венесуэлу от этого предательства.
Таким образом, уступки, сделанные Боливаром Паэсу в 1827 году, в результате которых произошел разрыв с Сантандером, в конечном итоге привели к разрыву и с Паэсом.
Теперь почти все сподвижники Боливара покинули его или погибли. В их числе Сантандер, Кордова, Паэс, Арисменди, Мариньо, Пиар, Падилья, герои многих битв и сражений, освободившие Америку от оков испанского колониализма. Даже Сукре, которого Боливар с такой любовью готовил себе в преемники, презирал власть и в 36 лет мечтал только о покое. Ограниченный Урданета, храбрый, но недалекий Монтилья и генералы из иностранных волонтеров — вот, пожалуй, и вся опора Боливара в конце 1829 года.
По мере того как Боливара оставляли старые товарищи по оружию, его оставляли и физические силы. Чахотка, которая скоро сведет его в могилу, быстро подтачивала этот некогда железный организм.
15 января 1830 года Боливар возвратился из Эквадора в Боготу, где должен был собраться новый учредительный конгресс Великой Колумбии, призванный решить будущую форму правления республики.
Один из очевидцев так описывает въезд Боливара в столицу Колумбии: «Можно утверждать, что каждый, у кого была лошадь или кто мог ее раздобыть, выехал встречать Боливара. Балконы, окна и крыши были полны народу. Но вся эта огромная толпа вела себя сдержанно. Артиллерийские залпы и колокольный звон не вызывали восторга. Инстинкт подсказывал народу, что это торжество было в действительности похоронами Великой Колумбии, а не победным возвращением ее овеянного славой Освободителя. Наверное, его самые злобные враги были растроганы этим грустным зрелищем. Когда появился Боливар, кое-кто заплакал. Изможденный, с потухшими глазами и хриплым голосом, Боливар всем своим видом вызывал глубокое сострадание и как бы предвещал гибель плоти и близкое начало своего бессмертия».
Боливар направил конгрессу послание, в котором отказывался от поста президента и просил установить сильную исполнительную власть.
«Стране нужен новый президент, — писал Боливар. — Народ желает знать, перестану ли я когда-либо править им. Американские государства смотрят на меня с некоторым недоверием, что может вызвать новые беды, подобные войне с Перу. Располагайте же должностью президента республики, которую отдаю в ваши руки с сегодняшнего дня. Я всего лишь вооруженный гражданин, готовый защищать родину и подчиняться правительству. К стыду моему, я должен признаться, что независимость — единственное достижение, которого мы добились за счет всех остальных благ».