Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера

Хилл Джесс

Не вполне ясно, почему после многочисленных трагедий, а также после длившихся десятилетиями заявлений об абьюзе одно конкретное убийство стало решающим фактором и изменило ситуацию. Гибель Люка Бэтти пришлась на особый период. По всему миру те, кто столкнулся с домогательствами и принуждением, стали рассказывать о себе, ничего не стыдясь и требуя, чтобы к их голосам прислушались. В апреле 2014 года Белый дом потребовал провести проверку в американских студенческих кампусах, где процветало сексуальное насилие, виновники которого слишком часто оставались безнаказанными. [3] «Все мы знаем, что во многих наших учебных заведениях небезопасно, – отметил вице-президент США Джо Байден, – в колледжах и университетах не должны более закрывать на это глаза». Месяцем позже, в мае, молодой американец по имени Эллиот Роджер опубликовал видеоролик с женоненавистническими высказываниями и после этого устроил стрельбу неподалеку от Калифорнийского университета, убив шестерых человек и ранив четырнадцать. От рук Роджера погибло больше мужчин, чем женщин. Вероятно, юноша страдал психическим заболеванием, но то, что при этом он был движим ненавистью к противоположному полу, не вызывало сомнения. У него изъяли дневник: Эллиот

исписал сто тридцать семь страниц и в этом леденящем душу манифесте ругал «шлюх», отказывающих ему в сексе, то есть в том, что ему положено «от природы». Досталось и мужчинам, которые отбирают у него право на сексуальную самореализацию. «Девушек не привлекают джентльмены. Им нужны альфа-самцы, – пишет Роджер. – Эй вы, суки, кто сейчас ваш альфа-самец?» Конечно, это взгляд на мир безумца-одиночки. Но его позиция находила поддержку на онлайн-форумах, в которых он нередко участвовал, а также в группах по защите мужских прав. Ее высказывали сетевые тролли, угрожавшие прекрасному полу изнасилованиями и избиениями.

Печально, но факт: угрозой для очень многих женщин становится не чужак-насильник, а близкий человек.

То, что давно уже знакомая женщинам по всему миру ненависть вылилась в убийство, стало последней каплей. Стартовало движение с хэштегом #YesAllWomen, в котором участвовало более миллиона человек, рассказавших о том, как они живут в страхе, сталкиваясь с преследованием, угрозами и давлением. Позже в том же году Рей Райс, звезда американского футбола и Национальной футбольной лиги США, ударил в лифте в казино свою невесту Дженай Палмер. Этот эпизод вызвал еще одну мощную волну онлайн-признаний и рассказов о домашнем насилии с хэштегом #WhyIStayed. «Того, что принес нам 2014 год, я ждала всю свою жизнь, – говорит писательница из США Ребекка Солнит. – Он отрезвил женщин, как холодный душ, и активизировал феминистское движение. Мы отказываемся покоряться пандемии насилия – изнасилованиям, убийствам, избиениям, домогательствам на улицах, угрозам в сети». [4]

Австралийскую общественность вывело из ступора публично совершенное жестокое убийство мальчика. Тут же вскрылась шокирующая статистика. В штате Виктория, где жила семья Бэтти, только в 2013–2014 годах полиции пришлось реагировать на более чем 65 000 случаев семейного абьюза. (Эта цифра на 83 % выше, чем аналогичный показатель пятилетней давности.) [5] Звонки о подобных инцидентах поступают полицейским примерно каждые две минуты [6] . [6] СМИ, поглощенные темой исламского терроризма, практически не освещали тот факт, что волна «домашних» преступлений растет и достигает гигантских размеров. А теперь общественность недоумевает: неужели все это правда? Отчего это происходит? Как насилие над женщинами могло получить такое широкое распространение?

6

Полиция Австралии ежегодно сталкивается более чем с 264 000 случаев домашнего насилия – в пересчете получается одно обращение в две минуты. (Прим. автора.)

* * *

Семейный абьюз – глубокая рана на теле нашего общества. С ним сталкивается каждая четвертая австралийка [7] . Почти 60 % пострадавших женщин нуждаются в госпитализации. [7] Каждая пятая женская попытка самоубийства связана с домашним насилием. [8] Сейчас растет количество аборигенок, представительниц коренного населения австралийского континента, попадающих в места заключения. 70–90 % этих преступниц сами были жертвами домашнего насилия. [9]

7

Есть и другая часто приводимая статистика – одна из шести. Ее источник – опрос ABS Personal Safety Survey 2012 года. Однако Австралийская национальная исследовательская организация по безопасности женщин (Australia’s National Research Organisation for Women’s Safety, ANROWS) приводит доказательства того, что эти данные неполные, потому что учитывают только женщин, подвергшихся насилию со стороны мужа или сожителя. Цифры, приводимые ANROWS (каждая четвертая), включают насилие со стороны бойфренда (мужчины, с которым женщина не живет, а встречается). Это, по заявлению представителей организации, позволяет точнее отразить масштабы проблемы. (Прим. автора.)

Разверзшаяся бездна порождает нескончаемый поток женщин и детей, вынужденных бежать из дома: в 2015–2016 годах 105 619 человек – 94 % из них женщины и дети – признались, что абьюз в семье стал причиной того, что им пришлось обратиться за помощью в приюты и кризисные центры. [10] У подобных домашних трагедий далеко идущие разрушительные последствия, но мы редко можем проследить всю их историю и добраться до первопричины. Заметен лишь катастрофический итог – растущее количество бездомных, увеличивающееся число женщин-заключенных. Все недоумевают: почему же дела так плохи? [11] Умом мы понимаем, что с домашним насилием может столкнуться любой, но многие из нас все еще не могут представить себе, чтобы нечто подобное произошло с кем-то из тех, с кем мы знакомы, даже если об этом свидетельствуют факты, появляющиеся прямо у нас под носом. С таким явлением регулярно приходится сталкиваться Джулии Оберин, возглавляющей общенациональную организацию WESNET [8] , которая читает лекции начинающим соцработникам в штате Виктория. Вот что она рассказала мне: «Вначале мои слушатели говорят, что не знают ни одной жертвы домашнего насилия. Но к третьей неделе случаются открытия. И они уже реагируют по-другому, например: «Я понимаю, что в детстве сталкивалась с абьюзом в семье, но никто так это не называл». Одна женщина заявила, что позвонила сестре и сообщила, что муж проявляет по отношению к той насилие – он контролирует все, что делает жена, и следит за ней, куда бы она ни пошла.

Этой женщине потребуется помощь. Разглядеть нам домашнее насилие мешает тот факт, что мы концентрируемся на отдельных эпизодах и не понимаем, что это явление глубоко укоренилось в обществе».

8

Women’s Services Network (WESNET) – австралийская некоммерческая организация, помогающая женщинам и детям, пережившим насилие в семье. (Прим. ред.)

Подобная сосредоточенность на частных случаях заставляет нас считать, что насилию со стороны близких подвергаются женщины определенного типа: малоимущие, уязвимые и неуверенные в себе, психически неполноценные или те, у кого сформировался «менталитет жертвы». Есть категории, которые действительно очень часто встречаются среди пострадавших. Например, представительницы коренного населения Австралии, инвалиды, нелегальные иммигрантки, те, кто вырос в семье, где практиковалось насилие, очень молодые девушки, а также женщины, живущие в удаленных от цивилизации районах. В периферийных областях страны действительно больше случаев физического насилия, чем в городах. [12] Но когда полицейские и защитники жертв утверждают, что домашнее насилие может коснуться каждого, они не выдумывают. Существует множество авторитетных исследований абьюза в семье, рассмотрены тысячи случаев, но ни одному ученому не удалось нарисовать строго определенный «портрет» жертвы. Авторы одного из исследований заключают: «Нет доказательств, что у женщины того или иного статуса, выполняющей ту или иную роль в семье, склонной к какому-то особому поведению, принадлежащую к какой-то демографической страте, больше шансов стать жертвой насилия в интимной сфере, чем у любой другой представительницы того же пола». [13] В руках изощренного абьюзера даже самые самостоятельные и сознательные женщины могут меняться до неузнаваемости. Настолько, что они сами себе удивятся.

Благомыслы часто советуют не употреблять такие понятия, как «бытовой абьюз» или «домашнее насилие», потому что подобная терминология несколько приукрашивает реальность. Вместо этого, по их мнению, нужно сблизить эти явления с уголовно наказуемыми деяниями, именуя их покушениями, нападениями или даже терроризмом. Но тогда исчезает суть. Домашнее насилие – это не просто насилие. Это нечто худшее – уникальный феномен, при котором обидчик жестоко обращается с партнером, злоупотребляя любовью и доверием, манипулируя интимными деталями – глубинными желаниями, страхами, постыдными секретами.

Мы часто называем абьюз в семье преступлением, но и это не совсем верно. Преступление – это вполне определенный проступок. Если вас ударили, вы можете вызвать полицию и заявить, что на вас напали. Бывает, что в семье случаются подобные инциденты, однако самый худший вид абьюза невозможно зафиксировать в протоколе. Полиция не станет записывать ужасные переживания жертвы, а судья не станет их рассматривать. И все потому, что домашнее насилие – это язык устрашающих намеков, который складывается постепенно и понятен только людям, вовлеченным в определенные отношения. У того, кто стал объектом психологического давления, может перехватывать дыхание от косого взгляда, саркастической интонации или даже от гробового молчания. Все это сигналы, к которым человек привык прислушиваться. Так животные предчувствуют надвигающийся ураган. Эти знаки сообщают, что опасность близка, что она уже рядом, да и вообще повсюду. Для многих жертв физическое насилие – наименее болезненное из всего, что с ними происходит. Практически все, кто не подвергался физическому нападению, говорили: лучше бы обидчик ударил или меня, или совершил что-то, что сделало бы насилие более очевидным, так сказать, «реальным».

В обществе бытует ложный стереотип, будто притеснениям в семье подвергаются лишь самые уязвимые – малообеспеченные, неуверенные в себе, психически нестабильные.

В конце концов, нет ничего преступного в требовании, чтобы девушка больше не виделась с родными. Нет ничего преступного в том, чтобы указывать ей, что надеть, как убираться в доме, что покупать в супермаркете. Закон не запрещает убеждать жену, что она никчемная и бестолковая, или в том, что она не имеет права на некоторое время оставить детей на мужа. Не запрещено постоянно делать из мухи слона, так что женщина потеряет чувство реальности и не сможет понять, что было, а чего не было. У нас не сажают в тюрьму за то, что ты настраиваешь против кого-то всю семью. Однако все это модели контролирующего поведения, красные флажки, предупреждающие о грядущем бытовом убийстве. Когда настоящее преступление совершится, будет уже слишком поздно.

Последние несколько десятилетий эксперты подчеркивали, что подобные психологические травмы, повторяющиеся снова и снова, могут приводить к формированию своего рода «рабства сознания». Жертвы отчаянно пытаются понять, что же на самом деле происходит. Атмосфера постоянного давления складывается из относительно незначительных унижений и оскорблений. Они случаются так часто, что мы их не замечаем, как не замечаем собственного дыхания. Предположим, что удастся отыскать способ надлежащим образом квалифицировать подобное поведение агрессора как преступление. Но как пострадавшая сможет доказать, что все это время была не в состоянии просто взять и уйти от мучителя? Ведь для окружающих все выглядит так, будто никто ее не неволит. Друзья и родственники – особенно те, кто никогда лично не сталкивался с домашним насилием, – не могут понять, как такое возможно. Им невдомек, как умная и независимая женщина может жить с мужчиной, который обращается с ней, как с тряпкой. Кроме того, трудно объяснить, почему даже после побега женщина зачастую возвращается к абьюзеру, а иногда и умоляет принять ее обратно. Почему тот, кого все считают хорошим парнем, придя домой, приставляет нож к горлу жены? Если мы задумаемся о его действиях и присмотримся к ним так же внимательно, как мы рассматриваем ее поведение, то картина станет еще менее понятной. А ему-то зачем сохранять отношения с той, кого он так ненавидит? И зачем искать ее и убивать после того, как она сбежала?