Больно.Ru. Разорванное небо

Ничипурук Евгений

Увлекшись ловлей подсказок, зашифрованных в жестах и играх теней, я перестал контролировать и вообще хоть как-то воздействовать на события. Димыч же не замечал изменений и держался естественно. Разговор наш, видимо, был очень содержателен. В абсолютной тишине Димыч двигал губами, плавно перемещал в воздухе пальцы рук и темные ресницы, шагал по комнате, щурился. И я точно так же участвовал в этом немом спектакле, поддерживал наш беззвучный диалог. Горячо манипулировал мышцами лица. И вдруг все обрушилось!

Я все понял и узнал. Я узнал Димыча! Своей бесплодной попыткой улыбнуться он выдал себя.

Я узнал его – того демона из зеркала. Эти желтые глаза, мощные челюсти, как я не видел их раньше! Я все понял про него, как уже много раз понимал про других. Это он разорвал на части Лорен и подстроил катастрофу Дэну!

– Убийца! – орал

я. – Убийца!

Димыч смотрел на меня, не пытаясь что-либо возразить.

– Это ты! Всегда это был ты! Это ты играл со мной и забирал все, что становилось мне дорого!

В повисшей вдруг мертвой тишине я услышал его, как обычно, спокойный голос.

– Я – это всего лишь ты. Только я всегда шел дальше мыслей и не боялся действовать. Я помогал тебе. Я хотел уберечь тебя. Спасти!

Димыча медленно окутывал свет, вливающийся в комнату из огромного экрана на стене. Он возник вдруг на месте больничного окна.

Облако света поглотило Димыча.

– Нет! Стой! – заорал я, бросился на Димыча, но натолкнулся на невидимую жесткую преграду и упал на кафельный пол. Падая, я видел, как принявший Димыча свет возносится туда, в голубое и бесконечное, которое постепенно обросло ставнями и превратилось в больничное окно.

Убийца Лорен и Дэна никогда не будет пойман. Я лежал какое-то время молча. Потом мысли обрели форму слов, и я сначала тихо, потом все громче и громче стал кричать: «Димыч – убийца! Его уже не поймаешь! Я в полном дерьме!»

– Что кричишь? – спросила вошедшая медсестра.

– Димыч убийца, но его уже не поймать. Он вознесся на небо, а я в полном дерьме! – поспешил сообщить я ей.

– Псих… – сказала медсестра и ушла.

Мои крики стали хрипами, потом шепотом. Я провалился во мрак, а когда очнулся, декорации поменялись. Я в больничной палате, только другой. На окнах решетки. Рядом сидит мама. Она вся в слезах.

– Димыч. Это он всех убил.

– Да, да, конечно, Марк. Мы знаем, – сказала мама и заплакала. Она плакала потому, что Димыча уже не поймать! Точно. Пришла медсестра, сделала мне укол. Веки стали тяжелыми, просто свинцовыми. Мама провела доброй рукой по моему лбу.

Я дождался, когда стихнут за дверью ее шаги, прокусил себе указательный палец и преодолевая чудовищную психотропную усталость, медленно вывел красным на белой стене никогда раньше не виданный мною знак. Черт знает откуда, но я знал, что на языке давно исчезнувшего народа он означает «возвращение».

Я беззвучно отделил его от стены, развернул, перенес в центр комнаты и, зажмурив глаза, полетел в это красное пятно, разрывая все встречающееся на своем пути – небо, облака, звезды. Полетел обратно в точку своего первого вздоха.

* * *

Когда небо обросло, наконец, решетками, мир стал привычен, ограничен и предсказуем.

2000 г.

Стихи

* * *

написать бы о чем-то хорошем.ведь так хочется, о том, что на работе прет,в принципе, и есть свет в конце тоннеля.жизнь – вовсе не одно и то же,такая разная, и летит, а не ползет еле-еле.и… любовь есть, словно из космоса,и дружба, несмотря на всякие мои косяки.бывает жарко, но сегодня что-то холодно…видимо, кондиционер или сквозняки.пиво радует, и кофе заставляет просыпаться,еще чуть-чуть – и год закончится, а за нимсовершенно новый,и я буду упираться стараться,чтобы он вышел лучше,чем этот, откровенно хуевый…а далее вообще сплошные светлые дни.так утверждают мои пророчества…главное, что мы не одни,посреди вселенского одиночества.

* * *

мне немного грустно,я человек-снег, я таю.улыбаюсь искуснои

исчезаю.

* * *

живем вместе… умираем в одиночестве,но всегда наедине с самим собой,даже если одинаковые отчества,один на один бой…и утром, когда кофе ни хуя не будит,опухшие веки пытаются разглядеть друга,все, что было, и все, что будет…это судьба, но на всякий случай возьми руку…

* * *

у простых людей простые запросы:любовь-бабло-вино-папиросы.немного моря, немного света,наутро кофе, и два минета…и я такой же, бля, зуб даю!но мне чуть проще – я не курю!

* * *

больше воздуха! простите мне это чудо!я выбрасываю на помойку!всю старую посуду и посудомойку!диван облезлый и торшер пыльный!все – бесполезно.я – сильный.дневники-тетради, строчками ошибочныедорожки,здесь я был одинок, здесь просто пьян,а в этот день болел и меня кормилииз ложки,только память уже не может,как не может вмещать мой домтонны одного и того же.прочь, вон!

* * *

разбит весь мир на четыре кусочка,тебе и мне. сыну и дочке,рука сжимает маленький ключик,от сердца дверца… и солнца лучик.

* * *

иногда просыпаешься с чувством,будто не спал ни часу.мрачное утро,пятнадцать шагов к унитазу.мешки под глазамии улыбка неувереннаясадишься в ванную,льешь на голову воду растерянно.думаешь, что Бог мог бы послать приступ.во сне умирают праведники.а ты не справил и тридцатипраздников.да и не святой,чтобы надеяться на легкие завершения.самая обычная, самая простая версияЕго творения.так уж вышло…терпи, боец.хотя бывает,что прям… пиздец.

* * *

холодно, прости… я был за три квартала,и пули слышал, и крики, но далеко все этобыло,сейчас мне кажется, что ты просто устала…и все вроде бы остыло.а как дальше, нервов отрезки.все чувствуем, даже прошлое проходитножом по коже,я всегда был немного резким…в этой точке ложь и правда одно и то же.

* * *

что-то сердце стало притормаживать…видимо, упустил что-то важное,ошибка пилота однажды убьет,так грустно, прости, самолет.